Папа для озорных апельсинок - Кара Мель

То салат из рукколы, креветок и киноа в апельсиновом соусе принесет, то запеченные овощи, то вот всякий вкусный и полезный чай.

Домашний творог с чиа и семенами льна меня уже не удивляет, как и свежая клубника с фермерским йогуртом.

– Здесь мало калорий, не беспокойся, – говорит с непрошибаемой уверенностью в голосе.

– Поэтому ты решил всем, чем только можно, закормить меня? – ласково улыбаюсь.

Конечно, мне приятна его забота и трепетное отношение, но все должно быть дозировано, в меру.

Вовы в моей жизни стало слишком много за последние несколько дней.

– Мне нужно, чтобы ты поправилась, – заявляет, вручая мне кружку в руки.

Благодарю, делаю глоток и ставлю на прикроватный столик. Я не голодна.

После моей выписки уже прошло несколько дней, а Куравлев ни на шаг от меня не отходит. Он нянчится со мной, словно я малый ребенок, и это его поведение не на шутку тревожит меня.

На него не похоже…

Апельсинки мои, что вы сделали с отцом, пока я лежала в больнице? Как смогли за столь короткое время взять и полностью его поменять?

Девочки тоже теперь себя ведут со мной совершенно иначе. Они стали более внимательными и ласковыми, словно поняли, что могут маму взять и потерять.

Страшные мысли гоню от себя, но они то и дело снова врываются в голову. Если хочу жить долго и счастливо, то придется выполнять все указания Ларина. Он не станет бросать слов на ветер.

Славка и Куравлев словно сговорились в своей гиперопеке. Ларин ежедневно заглядывает к нам домой, а Вова не позволяет мне выйти на улицу одной, не разрешает отправиться к себе в квартиру и не отпускает одну в магазин.

Максимум на что он соглашается, так это позволяет прокатиться с ним до детского сада и забрать девочек. Причем исключительно по хорошей погоде.

Если на небе хмуро, тучки и ветер, то будет у себя дома держать.

Его чрезмерная опека начинает утомлять. Я не готова к постоянному вниманию, попечительству и заботе в свой адрес. Для меня это трудно и сложно принять.

За те несколько лет, что мы не виделись, я очень сильно изменилась, и теперь мне нужна поддержка, а не опека. Мы с ним равные.

Жаль, Вова этого не понимает.

– Я уже практически здорова, – напоминаю ему в который раз. – Ты забыл? Слава вчера сказал, что в понедельник могу идти на работу.

– Ань, работай из дома, – предлагает совершенно серьезно, смотря на меня. – Я тебя если что всегда подстрахую.

Вздыхаю. С трудом сдерживаю рвущееся наружу раздражение.

Не хочу я работать из дома! Мне моя работа нужна.

– Вов, – поднимаю на мужчину глаза. – Это уже ни в какие рамки не лезет, – говорю честно.

Мне дико приятно, что он обо мне заботится, но меня не нужно опекать. Я взрослый и состоявшийся человек, а Куравлев этого не понимает.

– Что именно? – смотрит, не моргая. Его задели мои слова, по лицу вижу.

– Твоя чрезмерная опека, – выдавливаю из себя признание. – Она душит.

После моих слов Вова меняется в лице.

Прекрасно понимаю, он чувствует передо мной вину и именно поэтому так себя ведет, но я ведь его ни в чем не обвиняю. В конце концов, рожать апельсинок был мой осознанный выбор. Я никогда не буду перекладывать это решение на него.

– Вова, пойми, – обращаюсь к нему, усаживаясь поудобнее. – Я привыкла уже жить одна, не полагаться на других, – пытаюсь объяснить максимально спокойно. Он ведь должен меня понять.

Куравлев молча присаживается передо мной, слушает и не перебивает. Подобное его поведение меня вгоняет в легкий шок.

Видимо, не только я повзрослела за эти несколько лет, Вовка тоже. Раньше он бы и половины не дал мне договорить.

– С момента появления девочек на свет я стала рассчитывать исключительно на свои собственные силы, и больше ни на кого не надеюсь. За помощь благодарю, но я ее не жду, Вов, – признаюсь. Он молчит. – Пойми, – вздыхаю. – Перед тобой сидит уже не та наивная и ранимая девушка, которую ты знал. Я другая.

– Я вижу, – кивает. – Но и я тоже другой, Ань.

Смотрим друг другу в глаза, внутри каждого из нас бушует ураган, взгляд пожар разжигает.

– Поверь, – произносит с надрывом. – Я не предам.

После его слов что-то ломается внутри меня. Чувствую, он говорит правду, и моя оборона разом рушится.

Все барьеры, что я выстраивала годами, летят в тартарары. Оголяют меня.

Делают снова ранимой.

Словно почувствовав мое состояние, Вова ставит кружку с чаем на прикроватную тумбочку. Он вплотную приближается ко мне, не дышу.

Сердце сбивается с ритма.

– Ань, я уже не тот сопливый юнец, которого ты полюбила, – произносит низким, хрипловатым голосом. В нем я чувствую мощь. И неимоверную силу. – Я осознаю чудовищность своего проступка и до конца дней буду себя в этом винить, – каждое слово попадает прямо в сердце. – Но, – он становится еще ближе. Касается рукой моего лица, проводит большим пальцем по скулам и гипнотизирует, смотря прямо в глаза. Я тону в глубине его взгляда.

В синеве его глаз… Там не просто бушует ураган, там плещется самое настоящее эмоциональное море.

– Ты больше никогда не будешь одна, – говорит с жаром. Мурашки по коже пробегают от того, что он говорит.

Каждое слово пропитано эмоциями и болью.

Вовка чувствует на себе непомерную вину за прошлое, ответственность за будущее, а в настоящем он это все осознает. Не представляю, насколько ему сейчас приходится сложно.

– У тебя и наших девочек есть я, – продолжает добивать всю мою так тщательно выстроенную оборону. – Я больше никогда не брошу ни тебя, ни дочек.

Смотрю на него. Сердце в щепки.

– Прошу, – шепчет. Взгляд горит. – Поверь.

Мгновение. Тишина. Наше дыхание в унисон и неимоверное единство во взглядах.

Вова касается лбом моего лба, закрывает глаза, я делаю то же самое следом. Мы так близко друг к другу, что слышно, как стучат наши сердца.

– Верю, – шепчу.

Мое признание окончательно рушит наши барьеры. Куравлев опускает свою руку на мой затылок, подается вперед и целует меня.

Глава 33. Аня

Прошло уже несколько дней, а Куравлев продолжает быть идеальным отцом для наших малышек. Я поражаюсь, насколько быстро он нашел с ними общий язык, и уже не удивляюсь, когда они втроем приезжают за мной на работу.

Это стало привычкой.

Даже мои коллеги, активно следящие за личной жизнью других, успокоились и больше не лезут