Улыбочку! - Омер Барак

И прекрасно продолжали пренебрегать.

А когда он перебрался в Бостон, а я в Лондон, мы и вовсе перестали делать вид, что нужны друг другу. В последний раз мы общались лишь на прошлый Новый год, когда я пожелал ему по Вотсапу счастливых праздников и через шесть часов получил ответ «И тебе того же, бр-р-ратишка». И картинку с банкой меда[12].

И вот сейчас передо мной стоял парень со слишком выделяющимися венами на сильных руках, слишком светлыми глазами, слишком хриплым голосом, который он сорвал, продавая газеты в Бостоне, и манерой говорить на полторы октавы выше обычного, приобретенной им после переезда в Штаты. Все это лишний раз доказывало, что завидный холостяк, которого я вижу перед собой, не имеет со мной ничего общего, а младший братишка, который когда-то был моим лучшим другом и самым близким мне человеком, до сих пор прячется где-то под одеялом, ожидая момента, когда я, наконец, найду его.

– У меня нет айфона, – ответил я смутившись, как всегда, когда мы с ним говорим, потому что я до сих пор не уверен, что это и есть мой младший брат.

– Черт. – Дан провел рукой по волосам и засунул ее в карман брюк защитного цвета. В этих брюках и белой рубашке, да еще на фоне моря он выглядел как живое воплощение рекламного ролика модного бренда одежды. – Ну что за дурацкий корабль, ты не находишь?

– Нахожу.

– Просто на все сто процентов.

– Тебе срочно надо что-то найти в интернете? – спросил я, пытаясь завязать разговор, но это было все равно что пробовать разжевать забытую кем-то двадцать лет назад жвачку.

– Вовсе нет, – ответил Дан, выглядевший так, будто его поймали с поличным.

Он тот еще врун. Я знаю это наверняка, потому что врать его научил я.

– Все в порядке? – снова попытался я.

– Разумеется. Что такого может случиться?

– Я уверен, что переходник можно найти в дьюти-фри.

– Да, и он стоит шестнадцать евро.

– Так в чем же дело?

– Если мама узнает, что я потратил шестнадцать евро на какой-то там переходник, она лишит меня наследства.

Тут мы оба должны были засмеяться. Разве это не смешно? Но Дан никак не мог отвести взгляд от экрана разряжающегося мобильника, видимо ожидая какого-то важного сообщения.

– А в этом проклятом месте и интернета-то нигде нет, – продолжал Дан, все еще глядя на экран. – Что за невезуха!

А ты помнишь, хотелось спросить мне, что были времена, когда интернет еще не изобрели и мы получали удовольствие, просто гуляя с нашими родителями.

А помнишь, как мы когда-то были вместе?

Как играли в футбол возле дома – ты был Ривалдо, а я Таффарелом[13]. Как ты готовился бить, а я нарочно прыгал в другую сторону, а потом мы оба как сумасшедшие орали «Го-о-о-о-о-л!».

Как переставляли ящики в письменном столе Деклы, а однажды вылили все чернила из ее ручек и положили их на место. Помнишь, как ужасно сердилась мама, а пришедшая в негодование Декла придумала нам прозвище «Дьони», соединив наши два имени? И как мы, поглядев друг на друга, одновременно подумали, что оно того стоило, потому что было ужасно смешно.

Ты помнишь все это, Дан?

Вот что ты точно помнишь, так это день, когда мы с Яарой впервые закрылись у меня в комнате. Даже я до сих пор помню выражение обиды на твоем лице, когда, ничего не объясняя, мы просто закрыли дверь прямо у тебя перед носом, а ты остался стоять, ожидая, что она вот-вот откроется и что произошла какая-то ошибка.

После того как ты заснул, мама провела со мной на кухне воспитательную беседу, попросила никогда больше не закрывать дверь в мою комнату и сказала, что ты два часа просидел под дверью, что ты хотел видеть старшего брата и во время купания, и когда чистил зубы, а перед тем как уснуть, спросил, сможет ли он поиграть со мной завтра.

Время от времени я спрашивал себя, почему ты не приезжаешь в Лондон навестить нас и почему мы никак не можем найти время, чтобы просто поговорить по телефону. Когда я задал этот вопрос Яаре, она лишь беспечно ответила, пожав плечами: «Ты что, не знаешь свою семью, Йони?» Но я-то прекрасно знал, как знаю и по сей день: ты не навещал нас по той простой причине, что я – идиот.

Что ни разу перед тобой не извинился.

И не представляю, как тебе об этом сказать.

И не знаю, как объяснить, что скучаю по тебе.

Может быть, время уже ушло, и я отнюдь не уверен, что ты скажешь, что тоже скучаешь.

А теперь мы будем стоять тут как два совершенно чужих друг другу человека или как двое бывших влюбленных, от чьей любви остались лишь потускневшие от времени воспоминания.

– Дай им пройти, – уверенно распорядилась Лираз, обращаясь к стюардессе.

Задумавшись, я как-то не обратил внимания, находилась ли она тут все это время или успела побывать в куче других мест.

– Это потому, что мы правы, – произнесла мама, посмотрев на Амихая.

– Нет, это потому, что вы мне уже все мозги закомпостировали, – вздохнула Лираз.

– Ты с нами, Дан? – спросила мама.

– А у них есть переходник для американской вилки?

– У них есть все, – с гордостью ответила мама, словно сама работала в этом торговом центре.

Пожав плечами, Дан отсканировал карточку, заменяющую остающиеся на корабле паспорта, и присоединился к остальным, недоуменно уставившимся на меня поверх шлагбаума.

– Йони, – тут же уколола меня мама, – поедешь с нами, или ты еще не все скамейки перепробовал?

– Стой! – бросилась ко мне Лираз. – Я забыла сказать: тебе нельзя сходить с корабля.

– Что? Почему?

– Ну и курица же ты, Йони, – прокомментировал Амихай.

– Мы не успели вовремя сообщить на берег, – довольно продолжала Лираз. – Так что ты сможешь сделать это только завтра.

– Значит, я должен весь день проторчать на корабле?

– Не вижу в этом ничего ужасного, – пожала плечами Лираз. – В четыре часа в кинотеатре будут показывать классное кино.

– Хочу кино! – обрадованно закричала Яэли.

– Нет, миленькая, – в отчаянии проговорила Декла. – Мы же договорились, что пойдем в магазин игрушек. И потом, с тобой некому…

И тут она посмотрела на Амихая.

А тот посмотрел на нее.

И оба как по команде посмотрели на меня. И вот это уже было по-настоящему страшно.

– Что? – содрогнулся я. – Нет-нет, только не я.

– Ура! – Отпустив руку Деклы, Яэли перебежала под шлагбаумом ко мне, и впервые