Бабочка огня - Маша Ловыгина

Макар погрозил брату указательным пальцем и, доев, отнес тарелку в раковину. Таисья стала мыть плиту, приговаривая:

– Да-да, не пущу! Корыто вам заведу, поросятам! – Чем вызвала новую бурю детского восторга.

Я налила Макару чай и поставила тарелку с печеньем.

Ваня наморщил нос, повозил в тарелке остатками пюре, а потом отодвинул тарелку:

– Все!

– Наелся? Отнеси тарелку и пойдем, я тебя умою!

За всей этой суетой я не обратила внимания на то, что в дверях кто-то стоит, а когда выпустила из рук умытого Ваню, то увидела Кречетова. Прислонившись к стояку и сложив руки на груди, он наблюдал за нами неизвестно сколько времени.

– Добрый вечер, Михаил Айвазович, – смутилась я. – Извините, сейчас я все уберу.

Таисья тоже охнула и загремела кастрюлями. Мальчишки примолкли.

– Вы, когда тут закончите, ко мне зайдите, – сказал Кречетов, и меня немного покоробило его «вы».

Я забрала детей и отвела их в детскую. Сначала решила оставить их одних и выполнить приказ, а потом решила, что всему свое время. Раз уж не сказал, что я должна подойти к нему срочно, то, значит, и срочности никакой нет. В любом случае, дети важнее.

На самом деле, конечно, я сильно волновалась. Все, что касалось общения с Кречетовым, вызывало во мне леденящее чувство беспокойства. Объяснение этому лежало на поверхности, но избежать встречи я не могла, поэтому всячески ее оттягивала, хоть мне и нужно было решать некоторые вопросы.

Пока мальчишки бегали по коридору с мячиком, я стояла у окна и смотрела, как уходит Таисья. Когда она подошла к воротам, и охранник привычно перекинулся с ней парой слов, она подняла голову и тоже посмотрела на меня. Затем ворота открылись, и Таисья зашагала по дороге.

Через час я помыла мальчишек и прочитала им сказку. Какую, даже не поняла, настолько была погружена в свои мысли. Потом собрала детскую одежду и заправила стиральную машину. Сколько бы я ни пыталась растянуть время, оно неумолимо приближало меня к встрече с хозяином. Я даже подумала, хорошо бы Ольга вышла, но ее не было. Вернее, она так и отлеживалась у себя в комнате после непрекращающегося «праздника», в который превратилась ее жизнь.

Вздохнув, я закрыла дверь в хозяйственную комнату, проверила детей, а затем пошла к Кречетову.

Глава 28

Рита

Папка, которую я видела у Дмитрия, сейчас лежала на столе. Заложив руки за спину, Кречетов стоял у окна. Из открытой форточки тянуло холодным воздухом, но он не обращал на это внимания. Пиджак висел на стуле, белая рубашка обрисовывала мужские плечи, и в тот момент я подумала, что, наверное, Кречетов пользуется успехом у женщин. Он богат, опасен и властен, ни дать, ни взять – влажная мечта скучающих домохозяек и глупеньких дев, берущих пример красивой жизни из глянцевых журналов и социальных сетей. В обычной жизни дела обстоят совсем иначе: опасность осязаема, власть чревата, а богатство...

– Ты почему деньги не взяла?

Он говорил негромко, но по тембру его голоса я поняла: недоволен. Ну, что ж, Михаил Айвазович, прошу понять и простить, ничем помочь вашему настроению не могу.

– Я все объяснила Дмитрию. В моем договоре ясно указано, что...

– В каком договоре? – Развернулся он и усмехнулся.

– Который мы заключили с Ольгой Ва...

– Так, – остановил он меня, – в этом доме все решаю я, это понятно? Почему я должен напоминать об этом?

Несколько минут он просто смотрел на меня, а потом подошел к столу и пальцем сдвинул папку чуть в сторону.

– Вижу, тебе есть, что сказать, – он присел на угол стола и окинул меня заинтересованным взглядом. – Только хорошенько подумай, прежде чем говорить.

Конечно, я знала, что разговор с Кречетовым – это словно ходьба по канату без страховки, но мой дед учил меня стоять на своем. Особенно, когда пахнет жареным. «Первое слово, Ритка, потому считается дорогим, что платить за него иной раз приходится жизнью. Вот так вякнешь, не подумавши, а потом и захочешь поменять, а уже все, тю-тю, не отмажешься! Стой на своем, если права. А если не права, то и пасть не разевай!»

– Михаил Айвазович, я все понимаю, вы хотите как лучше, – осторожно сказала я. – Если моя работа вам понравится, то в следующем месяце можно пересмотреть условия договора. Со своей стороны, я готова...

– И на что ты готова со своей стороны?

Его тон мне не понравился. Сам же Кречетов буквально наслаждался ситуацией. Для него все это было игрой. Таким образом он услаждал свое эго, или, как говаривал дед Толя, прогибал ситуацию под себя. Конечно, я могла бы доходчиво объяснить ему, используя принятый в его мире, да что говорить! – и в моем когда-то мире тоже, лексикон, но я все еще держалась. Ведь я, на минуточку, дипломированный педагог, пусть и не имеющий ни опыта, ни лицензии. Что-то удерживало меня от того, чтобы высказать Кречетову все, что я думаю и о его методах воспитания, и о его жене, и о детях, и от невозможности выпустить яд меня прям корежило.

И он чувствовал это! Будто дикий зверь, чуял вскипающую во мне грубость и очень умело пытался нащупать брешь и продавить. Другая на моем месте уже бы растеклась теплой лужицей, желая иметь такого покровителя, взяла бы деньги и заглядывала бы ему в рот...

Кречетов сдвинул густые брови и прищурился. Вероятно, на моем лице сейчас отобразилась вся гамма скрываемых чувств, что определенно озадачило его.

– Со своей стороны я обязуюсь выполнять свои обязанности согласно условиям договора. К тому же, как я уже говорила, мои профессиональные качества куда лучше, чем у человека без нужного образования.

Кречетов ударил ладонью по столешнице и выругался сквозь зубы. Затем встал и подошел ко мне.

– Мальчишек моих, смотрю, зацеловываешь... – Его губы изогнулись в подобии улыбки. – Это профессионально, да?

Я ощутила, как краска растекается по моему лицу и шее. Тут он был прав, но как объяснить, что это выходит у меня непроизвольно? Мой внутренний голос молчит, мне нечего на это ответить. И все же я заставляю себя произнести:

– Этого больше не повторится...

– Дура!

Его ладонь взметнулась и обхватила мой подбородок. Теперь мы смотрели друг другу в глаза. Я не знала, что он сделает в следующую минуту, но меня затрясло с