Подонок. Я тебе объявляю войну! - Елена Алексеевна Шолохова

— Понимаешь, этот черт обещал, что, если я до понедельника не заберу документы из гимназии, он выложит эту ужасную фотку в сеть. А я не могу… и не хочу. Иначе зачем это всё затевалось?

— Понимаю, но я из его телефона вряд ли что-то удалю. Тем более если у него айфон. Ну, можно в теории заморочиться, но это долго и далеко не факт…

— Нет, я хочу… хочу ударить его в ответ. Хочу, чтобы у меня тоже был какой-нибудь козырь против него. Хочу сбить с него спесь. Помнишь, ты тогда говорил, что на заказ взломал аккаунт левого парня?

— Ты хочешь, чтобы я взломал твоего черта?

— Мне стыдно тебя об этом просить, но да, — признаю я. — Вдруг у него тоже есть что-нибудь постыдное… А в идеале, может быть, даже узнаю ответы на свои вопросы… Но если не захочешь, я пойму.

Олег вдруг улыбается. Едва-едва, но и это большая редкость. По-моему, никогда прежде я не видела, чтобы Хоржан улыбался.

— Это низко, да, ты считаешь? — спрашиваю я.

— Я считаю, у тебя есть на это право. У твоего черта есть страница в ВК?

— Есть. Вбей Стас Смолин…

Я и заскучать не успела, как Олег вскрыл аккаунт Смолина.

— Как ты это делаешь? — восхищенно выдыхаю я.

— Дурное дело — нехитрое, — пожимает он плечами и уступает место за монитором. — Ищи.

Дрожа от волнения, захожу на страницу Смолина. Скрытых фото или видео у него нет. Переписка тоже скудная, как будто он в ВК ни с кем особо не общается. Про меня или маму — нигде ни слова. Даже в общей беседе класса, где немного писали про «вечеринку» у Меркуловой, он не отметился. Единственное, Влад спросил буквально пару часов назад:

«И что, всё зря было?»

«Ничего не зря, — ответила Соня. — Стас всё сделал. Сам ее сфоткал».

«Ты видела?»

«Видела».

«О! Скинь сюда! Заценим)»

«Стаса проси. У меня этой фотки нет. Нафига мне это убожище? Но там все как надо».

«Да Стас не абонент. И на месседжи не отвечает».

«Он уехал по делам. Завтра в гимназии его попроси — покажет. Или что, так не терпится голую Швабру увидеть?»

Дальше идет бессмысленный и унизительный глумеж. Надо мной. Особенно Соня старается. Читать это очень тяжело, вдвойне — потому что при Хоржане. Он тоже всё это видит.

— Эта Соня — она его сестра? — спрашивает Олег.

— Да, — безрадостно киваю я.

— Давай еще её вскроем. Она, вроде как, поразговорчивее. Может, там что-то найдется…

***

Читаю переписку Сони и чувствую себя вором, роющимся в чужом грязном белье, но не могу оторваться. Забыв о времени, читаю тонны гадостей про Меркулову, немного про Алекса Шаманского, совсем чуть-чуть — про себя. Про случай с мамой — ни слова. Но это наверняка не потому, что она ни при чем. Скорее всего, это для нее просто неинтересный рядовой эпизод.

Совсем неловко заходить в чат с этим самым Шаманским, все-таки это уж совсем личное, но, задавив стыд, все равно захожу.

В самом последнем сообщении вижу фото, где Шаманский целуется с Полиной. И подпись: «Ну ты и урод! Стас тебя убьет!».

Листаю выше, когда у них еще была любовь. Дохожу аж до июля и… вуаля.

«Малыш, я так соскучился! Здесь тоска смертная. Еще и жара. Ненавижу Дубай. Не могу дождаться, когда тебя увижу…»

«Я тоже измучилась уже! Стас с Янкой пропадает днями и ночами. Я одна. Мне так плохо без тебя, Алекс… Приезжай скорее»

«Еще неделя, малыш. Но я за эту неделю с ума сойду… Хочу тебя видеть, не могу…»

Она присылает ему фотку, на котором вытягивает губы для поцелуя.

«Ты меня только раздразнила! Малыш, покажи мне себя… Всю… Я буду любоваться своей крошкой каждый день… Это скрасит ожидание… Сделай это для меня… Прошу»

«Хорошо. Только никому-никому-никому! А то Стас меня убьет. И тебя убьет!»

«Конечно, малыш! Ты же только моя сладкая девочка. Люблю тебя безумно»

А в следующем сообщении Соня отправила ему видео. Коротенькое, но такое, что Олег Хоржан, смутившись, отворачивается. А я, тоже краснея, но не от смущения, а от стыда, досматриваю до конца, как Соня под музыку медленно и игриво снимает с себя верхнюю одежду и остается в одних трусиках. При этом томно шепчет прямо в камеру: «Алекс, это только для тебя… Я тебя люблю…».

30. Стас

— Эй! У тебя три дня, — бросаю вслед Гордеевой. — Если в понедельник не уйдешь…

Она не отвечает, даже не оглядывается, типа не слышит. Заходит в подъезд, громко хлопнув дверью. А я со злостью ударяю ладонью о приборную панель. Бесит! Она бесит. И вся эта ситуация тупая бесит.

Ладно. Дело сделано. Завтра она от нас свалит. Не будет мозолить глаза, не будет… в общем, ничего не будет.

И Сонька моя наконец успокоится.

Только на душе по-прежнему муторно, сейчас даже еще хуже. И это тоже бесит, потому что ну какого черта…? Это же бред, что меня так кроет. Думаю про ее фотку в телефоне и тут же завожусь, как малолетка. Да я ее даже Шваброй, как все, назвать не могу. Язык не поворачивается.

Чума она, а не швабра. Нет, хорошо, что она теперь свалит. Просто замечательно!

Она свалит, и всё закончится.

***

Приезжаю домой — Сонька спит в гостиной, на диване. Укрываю ее пледом, и она тут же просыпается.

— О, Стас, — сонно потягивается она. — А я ждала тебя и незаметно уснула. Всю ночь же не спала… Давай сегодня не пойдем на уроки? Так не хочется…

— Я и так не собирался. — Сажусь с ней рядом. — Ты забыла? У матери сегодня день рождения.

Она тотчас скисает.

— Поедем вместе?

— Нет, нет, нет, — отчаянно трясет она головой. — Стас, пожалуйста, не начинай… Я не хочу! Не поеду, не проси.

За всё время я смог лишь раз уговорить сестру съездить со мной к матери. В позапрошлом году. До этого ей было любопытно, но она слишком боялась, что отец узнает. А тут он женился на Инессе, и они свалили на Бали.

Но Соньке у матери страшно не понравилось.

Мать жила в поселке под Ангарском. В старой деревянной халупе с удобствами на улице.

Она могла бы жить лучше, я предлагал. Даже упрашивал. Хотел ее перевезти к нам поближе, снять для нее нормальную квартиру — сейчас отцу вообще не до нее. Это раньше он следил, чтобы она не