Подарок судьбы - Надежда Васильевна Ефремова

Обрывки воспоминаний ещё посещали Женю, но они отходили всё больше на задний план, и совсем исчезали, когда она смотрела в глаза Андрея. Встреча с ним разделила её жизнь на «до» и «после», где «после» — стало гораздо лучше и светлее. И это уже начало активно перекрывать негатив, тянущийся шлейфом от прошлой жизни. Благо шлейф этот уже начал развеиваться.

Глава 10

Шанс

В этот же день Андрей отвёз Женю в больницу, пообещав забрать позже. Она навещала Юрия Николаевича, потому что искренне переживала за него, ведь это был не чужой человек. Вместе они решали разные рабочие задачи, в том числе и сложные. И он всегда по-человечески относился к её семейным обстоятельствам. Этот начальник всегда давал отпуск, когда надо было, или без вопросов отпускал на больничный, когда Женя не оставляла попыток поправить своё репродуктивное здоровье и забеременеть. И отношения у них сложились достаточно тёплые. Поэтому когда у кого-то из них случались какие-нибудь проблемы, они поддерживали друг друга и помогали.

А то, что случилось с Юрием сейчас, это отравление, повергло Женю в ужас. Она очень хотела, чтобы он выжил и поправился. Просто по-человечески. Но на работу в эту организацию возвращаться не планировала. Конечно, Женя не знала, чем закончится вся эта история, но то, что одна коллега родила от её мужа, а подруга, руководитель отдела, вообще, как-то замешана в отравлении начальства, отбивало всё желание вернуться и трудиться там дальше.

У палаты сидел полицейский, он попросил показать содержимое сумочки и обыскал портативным досмотровым металлоискателем. Затем Женя вошла в палату, и первый вопрос от Юрия Николаевича был такой:

— Жень, а почему Инна меня так и не навестила? Нина Фёдоровна сегодня уже была, да ещё несколько человек. Не всех пустили, правда, но они пришли, что-то передали, в общем, беспокоились. А до неё я и дозвониться не могу. Что-то случилось?

— Юрий Николаевич, Вы же знаете, в офисе я теперь не бываю, поэтому ничего сказать точно не могу. Но мы с ней виделись вчера вечером, вид у неё был неважный, может быть, она заболела? Я узнаю. Нина Фёдоровна ничего по этому поводу Вам не говорила?

— Нет, сказала, что уточнит у неё. На работе Инна исправно появляется, дел много. Она теперь исполняющая обязанности директора.

— Ого, а мне она такую новость не сказала. Да и как-то мы недолго общались. Она заскочила на ужин, а у меня гости были. Видимо, не успела просто сказать про это. Но вот и ответ на Ваш вопрос — навалилось на неё много забот, дел по работе, плюс нервы, переживания из-за случившегося, может, и здоровье подвело.

— Жень, ну о чём ты говоришь. Вон, у тебя, кроме рабочих моментов, личная жизнь под откос полетела, а ты приходишь. А с Инной у нас только эта личная жизнь началась, и у неё нет времени? Не смеши меня. Это всего лишь вопрос приоритетов. Я взрослый, уже даже очень взрослый человек, я знаю, о чём говорю. Она не хочет меня навещать. И мне больно от этого, Жень.

Жене совсем не хотелось, чтобы Юрий Николаевич нервничал, поэтому она старалась выгородить Инну, как только могла. Своих подозрений на счёт того, что та вообще может оказаться виновной, она не высказывала. Боялась, что он распереживается, и состояние ухудшится.

Ей самой показалось очень странным, что Инна не пытается навестить его. Боится? Чего? Что он что-то вспомнит? Наверное. Женя забеспокоилась, но старалась говорить спокойно и уверенно. Ей было искренне жаль этого человека. Ещё совсем недавно он был здоровым, полным сил, влиятельным и активным, а теперь — худой, с синяками под глазами, с уставшим и тревожным взглядом, с подорванным здоровьем. Сейчас казался беспомощным. И от этого сердце сжималось. Вида она старалась не подавать. От присутствия медсестры становилось легче. Это как бы оправдывало тот факт, что Женя не всё может сказать. Про содержимое конверта бывший начальник говорить опять отказался. Но теперь будто оправдываясь, слегка кивнул в сторону медсестры. Его тоже «спасало» её присутствие от нежелательного вопроса.

Женя вышла из палаты с тяжёлым сердцем. Неужели он так и будет упираться и не скажет, что в этом проклятом конверте? Она позвонила Андрею, тот сказал, что приедет через полчаса. Пришлось поблуждать по больничным коридорам. Они навевали неприятные воспоминания. И будто кричали о том, что у неё, как бы ни старалась, не получилось исправить ошибку молодости и поправить здоровье. Воспоминания навалились, как тяжёлый снежный ком, и захотелось быстрее выйти на свежий воздух. Слёзы опять подступили и душили, жалость к себе вновь проснулась. Женя всем телом ощутила свою несостоятельность как нормальной женщины.

В носу сильно защипало, а слёзы всё-таки полились. Ей показалось, что ни один мужчина не сможет с ней связать свою жизнь навсегда. Даже Андрей. Он надеется, что Катин ребёнок — его сын. А Женя уже немолода, и ничего поделать со своей основной проблемой не может. Она просто с ней один на один. Тут же подключились и болезненные мысли о том, что кончаются средства к существованию, а новой работы пока нет. И скоро платить за квартиру, да и жить на что-то надо. Хоть бери и уезжай к родителям. Но в таком возрасте это уже как-то смешно. Горько и смешно. Какая-то безысходность вновь обрушилась на неё.

Подъехала машина Андрея, он припарковался и пошёл к роддому, не заметив Женю на крыльце главного входа основного корпуса. Сердце её рухнуло вниз, тело налилось тяжестью, стоять стало трудно. Она собрала все силы и потихоньку дошла до скамейки. Ещё утром было так хорошо и спокойно, а теперь… снова тревога, тоска, холодная реальность и одиночество. Что ж, победила родившая. А Жене остаётся только освободить дорогу. Хотя она и так путь никому не загораживала. Все её просто обходят или отодвигают в сторону. Она неуверенно присела на край лавочки и заплакала.

Андрей застал её в таком состоянии через пятнадцать минут после того, как подъехал к больнице. А для Жени это время казалось целой вечностью.

— Ты чего, Жень?

Она ничего не ответила, лишь подняла заплаканные глаза на него, не веря, что он к ней подошёл.

— Что-то случилось? С шефом твоим?

Женя отрицательно помотала головой.

— Ладно, вижу, что не можешь говорить. Что-то