Хозяйка поместья с призраками - Алекс Ривер

Она была сбита с толку, напугана и бесконечно счастлива. Он будет возвращаться. Чаще. Он почти признался ей в... в чем? В том, что она его отвлекает? Сводит с ума?

И в то же время древняя сила, дремлющая под домом, набирала мощь. И она, Анна, была тем катализатором, что ускорял этот процесс.

Она была его проблемой. Его слабиной. И его... чем-то еще.

Война с бароном была отодвинута на второй план. Начиналась другая война – гораздо более опасная и непредсказуемая. И на кону в ней стояло не только поместье, но и ее сердце.

Глава 15. Гнев барона и наемный экзорцист

Три недели, прошедшие после «Бала Теней», были для Вороновой усадьбы временем странного, почти нереального затишья. Ощущение было похоже на звенящую тишину после грозы, когда воздух чист, небо ясно, но все вокруг еще в ожидании нового раската. Однако грома не последовало. Ни барон Кригер, ни его приспешники не появлялись у ворот. Мартин привозил в усадьбу смутные слухи: барон заперся в своем городском особняке, принимая каких-то важных гостей из столицы – банкиров и судейских чиновников. Судя по всему, он бросил все силы на то, чтобы замять скандал и оспорить доказательства, переданные Анной в суд через герцога. Эта юридическая битва происходила где-то далеко, в душных канцеляриях, и пока не касалась самой усадьбы.

Это затишье Анна использовала по максимуму. Выручка от бала, оказавшаяся весьма внушительной, позволила начать настоящие, а не поддерживающие ремонтные работы. Нанятые через Мартина несколько крепких мужиков из соседней деревни, сначала робевших «проклятого места» и гнева барона, но подкупленных щедрой оплатой и добрым словом Берты, занялись самым необходимым – починкой протекающей крыши над жилой частью дома. Стук топоров и молотков, смешанный с деловой руганью, стал новым звуковым фоном жизни поместья. Впервые за многие годы усадьба потихоньку залечивала свои раны.

Анна, с ее архитектурным образованием, с головой погрузилась в планировку. Она составляла чертежи, набрасывала эскизы будущих интерьеров, стараясь сочетать историческую аутентичность с практичностью. И если бы не Лилия, намекнувшая ей, что пора бы обновить их гардероб, напрочь забыла бы об этом. Она так привыкла обходиться самым малым, что даже не подумала о такой возможности. Но подруга (называть ее служанкой даже про себя Анна больше не хотела) настояла не только на обновлении хозяйского гардероба, но и уговорила Доннера отвезти ее в ближайший городок за косметикой и прочими женскими штучками, вроде заколок, лент и гребней.

Увидев все это богатство, Анна чуть не расплакалась, дав приехавшей модистке еще два заказа – на платья для Лилии. Та сперва упиралась, и ни в какую не соглашалась на такую же богатую отделку, как у «барышни», но в конце концов, пунцовея и робея, согласилась на скромные, но вполне солидные варианты, подходящие для горожанки среднего сословия.

Конечно, пару новых нарядов пошили и для Мишеля. И теперь ему не приходилось ходить в латанном-перелатанном камзольчике. Доннер же скептически поднял бровь на вопрос Анны, нужно ли ему что-то, и хмыкнул:

– Уж у меня-то давно всё схвачено.

Так оно и было. То ли воришка привык щеголевато одеваться еще в городе, то ли накупил нарядов на ворованное у Кригера, но в хорошей одежде он недостатка не испытывал. И даже не гнушался испортить рубаху-другую, активно участвуя в починке дома. Кстати, как выяснилось, замки Доннер чинил так же отлично, как и вскрывал. Глядя на него, Анна вспоминала компании, которые в ее мире нанимали хакеров, чтобы те создавали цифровую защиту для их данных и продуктов. Она понимала, что воришка с ними только ради Лилии, расцветавшей рядом с ним. И даже немного завидовала их нечаянным, но ярким чувствам. Свои она прятала как могла глубоко – не время и не место. Да и… что, если она ошиблась, и Реми она интересна исключительно как… магический казус? Но золотистые глаза герцога Каэлана то и дело всплывали в её памяти, заставляя глупо улыбаться, или во снах… таких снах, после которых она просыпалась, дрожа от нежной истомы.

Лилия, получив в свое распоряжение хорошие свежие продукты, с упоением осваивала кулинарные премудрости, превращая их скудные трапезы в почти пиршества. Она даже попросила Анну подучить ее читать, чтобы освоить пару кулинарных книг из библиотеки усадьбы. Даже Мишель расцвел: исчезла прежняя бледность, а дни он проводил то с книгой в библиотеке, то помогая Доннеру, и глядя на него с обожанием.

Но самой значительной переменой стали визиты герцога Каэлана. Он появлялся каждые два-три дня, всегда без предупреждения, как первый раз после бала. Больше его визиты не были связаны с гневными разбирательствами, но не приносили и понятных ответов на ее вопросы, как высказанные, так и нет. Он проверял «защитные барьеры» – те самые невидимые глазу структуры, что сдерживали какое-то древнее Зло под усадьбой, но как будто случайно и по делу проводил рядом с Анной все больше времени. Их общение было похоже на сложный, медленный танец. Они могли часами обсуждать планы по восстановлению парка, причем герцог неожиданно обнаруживал глубокие познания в садоводстве и ландшафтном дизайне. Иногда они спорили до хрипоты о методах управления имением, и Анна с упоением отмечала, как вспыхивают его холодные золотые глаза в пылу дискуссии.

Между ними существовало невысказанное напряжение, та самая «искра», которая возникла во время их незавершенного чаепития, похоже, так и не погасла. Это чувствовалось в случайных прикосновениях рук, когда он помогал ей перешагнуть через груду бревен, в долгих взглядах, которыми они обменивались, когда думали, что на них не смотрят. Но герцог был сдержан и осторожен. Он как будто постоянно вел внутреннюю борьбу, отмеряя допустимую дистанцию. После того дня, когда он почти коснулся ее губами, он отступил, возведя между ними невидимую стену. Анна чувствовала это и, хотя досадовала, понимала – его опасения были связаны не только с ней, но и с той силой, что дремала под их ногами. Его частые проверки у старого дуба на окраине парка показывали, что ситуация оставалась напряженной.

Однажды вечером, когда они вдвоем стояли на террасе, глядя на заходящее солнце, окрашивавшее руины парка в багрянец, Анна не выдержала.

– Реми… – она назвала его по имени впервые, и он вздрогнул, повернув к ней удивленное лицо.