Талисман - Мэрилайл Роджерс

– Вы казались увлеченной. Что вы нашли для себя интересного? – У Грэя было превосходное зрение, и он прекрасно видел, что она читала, но ему хотелось услышать ее ответ. Смятенный? С отговоркой, что пыталась найти описание вчерашнего танцевального вчера с перечислением нарядов дам? Мгновение спустя он признал, что должен был догадаться.

К вящему раздражению Лиз, лицо ее снова запылало. Он знал, что она читала. Кроме того, она понимала, он не сомневается, что она знает о том, что он знает.

Имя Грэя часто появлялось на политических страницах, и на Лиз произвели впечатление его взгляды и проблемы, к разрешению которых он стремился. Сегодняшняя газета содержала полный текст его последнего выступления по поводу проводившегося палатой лордов расследования. Она и читала эту речь, тема которой была из тех, от знания о существовании которых, Лиз не сомневалась, все высокородные мужи стараются оградить своих женщин. Достаточно плохо уже и то, что в один прекрасный день им придется принять существование профессии дам полусвета. Но никогда джентльмен не допустит, чтобы оберегаемые им женщины его семейства узнали о продаже молодых девушек, вопреки их воле, в дома терпимости. Выросшая на ранчо и умевшая управлять им, Лиз не была настолько отгорожена от мира, как британские аристократки, но и она была шокирована сообщением о практике, именуемой «белым рабством».

– Вы добьетесь, чтобы это прекратилось, правда? – Лиз указала на речь. Она никогда не отводила глаз от неприятных истин и не боялась возможности вызвать гнев и сейчас, фигурально говоря, ринулась в самый центр проблемы и оттуда ждала его ответа, вызывающе блестя глазами.

Она была похожа на упрямого ребенка, и Грэй не мог удержаться от улыбки, несмотря на серьезность ее вопроса.

– Это входит в мои намерения, – начал он, овладевая лицом, но не в силах погасить смех в глазах. – Но успех дела зависит от очень многих, не только от меня. – Серьезность этого факта стерла последние следы веселья.

– Других членов палаты лордов, – спокойно закончила Лиз.

– А также палаты общин и полиции. Боюсь, понадобится даже поддержка общественного мнения, чтобы положить конец порочной торговле человеческой плотью.

Лиз вопросительно посмотрела на него. Конец торговле человеческой плотью? Это звучало шире, чем описание белого рабства в газетах. Неужели он имеет в виду?..

– Нет. – Грэй прочел ее невысказанный вопрос и снова поразился, что эта необычная девственница знает такое, во что другую не посвятили бы даже в самом абстрактном виде. – Я не ставлю цели уничтожить профессию, существующую с библейских времен. Но я надеюсь сплотить других вокруг задачи прекратить практику насильственной проституции – когда к проституции физически принуждают.

Если бы кто-нибудь раньше сказал Грэю, что однажды он будет беседовать на эту тему со своей женой, он серьезно настаивал бы, что место провидца в бедламе. Однако он начинал привыкать ожидать от Лиз сюрпризов. И – он впервые признался себе, не опасаясь ущерба в своей эмоциональной отстраненности – он нашел замечательно приятным ухаживать за свой собственной женой.

Слушая, как Грэй говорит на, очевидно, важную для него тему, Лиз задумалась о том, вел ли он подобные разговоры со своей первой женой. Она почувствовала укол ревности. В ответ на ее любопытство Анни как-то рассказала Лиз о Камелии, милой хрупкой женщине с нежными карими глазами и очень светлыми волосами. Лиз сразу же увидела в Камелии полную противоположность себе. Поскольку Камелия происходила из аристократической, но бедной семьи, Грэй, несомненно, выбрал эту женщину по душе. Следовательно, он считает блондинок очень привлекательными, и, поскольку она прямая противоположность, Грэй говорил совершенно искренне, заявив вначале, что без хитрых уловок он сам никогда бы ее не выбрал.

Внезапно заметив, что наступила тишина, и понимая, что он мало может добавить к красноречивым словам, напечатанным в газете, Лиз рассудительно переменила тему.

– Я читала вашу речь об ирландском самоуправлении на прошлой неделе. Как вы предлагаете осуществить свое предполагаемое решение?

– Во-первых, это не мое решение, просто я его поддерживаю. – Грэй принял перемену темы с ироничной улыбкой, поняв безыскусную дипломатическую попытку своей жены.

Он отложил в сторону папку с документами, которую все еще держал в руках, и жестом пригласил ее сесть с ним на небольшой диван перед высокими окнами.

Вскоре он обнаружил, что серьезно обсуждает с ней этот вопрос, и открыл, что она не только разбирается в этом и других вопросах, но имеет свой взгляд на каждый из них. Хотя они не во всем соглашались, ее продуманные мнения вызвали у него уважение, и он восхищался ее острым умом.

– Тогда договоримся, что мы не согласны? – спросил очаровательную женщину Грэй. – Давайте объявим мир по этому вопросу… по крайней мере в стенах нашего дома.

Лиз, радуясь редкой возможности обсудить серьезные вопросы с мужчиной на равных и чувствуя, что невидимые барьеры между ними тают, воспользовалась этим моментом, чтобы задать давно интересовавший ее вопрос:

– Почему вы многие годы всячески избегали светских развлечений?

Темные брови удивленно изогнулись.

– Разве я не сопровождал вас всюду, куда вы пожелаете, если мне позволяло время в парламенте?

Лиз встряхнула головой, блестевшей в лучах падавшего сзади солнечного света:

– Да, но именно поэтому многие считают необходимым сказать мне, как это необычно для вас.

Грэй понял, что ему придется – частично, конечно, не полностью – рассказать о личном конфликте, который он не обсуждал ни с одной живой душой.

– Я удивлен, что ваши осведомители не упомянули также, что исключая последние десять лет я замечательно нашумел в обществе.

Лиз вдруг вспомнила, что герцогиня Эфертон прозрачно намекала на прошлую репутацию Грэя как повесы, но промолчала.

– Когда я был молодым необузданным юнцом, я вел такой буйный образ жизни, что ужасал своего праведного отца… – Грэй оборвал слова, начинавшие звучать болезненной обидой. Он не хотел продолжать, боясь касаться сцены, которую многие годы старался стереть из памяти. – Достаточно сказать, что я разочаровал его при жизни, но после его кончины, когда я унаследовал титул и связанные с ним обязанности, я обратил свою энергию на более продуктивные дела, чем званые вечера, охота и азартные игры.

Лиз поняла по тому, как он оборвал себя, что в его истории кроется гораздо большее. Но она не хотела настаивать на дальнейших подробностях, чтобы не нарушить момента личного согласия. Она порывисто поделилась своей собственной причиной, по которой не одобряла и избегала круговорот светской жизни:

– Свои первые десять лет я жила просто, но очень счастливо с моими родителями на ранчо Дабл Эйч. Потом железная дорога моего отца сделала его чрезвычайно богатым человеком. Мама захотела жить в Нью-Йорке, мы переехали туда. Потом она вознамерилась стать частью его общества. Но что бы ни делала моя милая мама, стремясь произвести на них впечатление, матроны не принимали ее, потому что папины деньги были очень недавнего происхождения. – Лиз медленно покачала головой, и выражение ее лица стало грустным. – Они могли бы просто навести ружье ей в сердце. Их отказ убил ее.