С тобой навеки - Хлоя Лиезе

Аксель медленно качает головой.

— Это не шутка. Это каламбур, достойный моего занудного учителя химии в восьмом классе.

— Эй, слышь, — я снова постукиваю трубочкой по его губам, пока он не раскрывает губы и не продолжает пить. — Довожу до твоего сведения, что я собиралась стать занудным учителем химии для восьмого класса.

Он хмурится.

— Что изменилось?

Я смотрю на коробочку сока, кручу трубочку.

— Это долгая история.

— У меня есть время.

Вздохнув, я бросаю на него взгляд, но его глаза закрыты, и если он чувствует, что я смотрю на него, то не показывает этого.

— Да многое изменилось. Отчасти мой характер — я очень азартно соревнуюсь сама с собой и стремлюсь к достижениям. Отчасти моя семейная жизнь.

— Твоя семейная жизнь?

— Брак моих родителей был не самым крепким. Много напряжения и ссор шёпотом на кухне, пока они думали, что я занимаюсь, смотрю телевизор или уже легла в кровать наверху. Однажды ночью я спустилась попить воды, и как раз когда я собиралась войти на кухню…

В моём горле встает ком, когда я вспоминаю эту яркую картину. Мне снова тринадцать, во рту больно от брекетов, волосы собраны в небрежный хвостик, я вся состою из длинных тощих конечностей, и моё тело ещё не обзавелось изгибами. И я вижу как сейчас — моя мама напирает на моего папу, и её лицо исказилось болью.

Выдёргивая себя из воспоминания и проглатывая комок слёз, я как никогда благодарна за тихий нрав Акселя, за его терпеливое молчание. Он не подталкивает меня, не давит. Он просто забирает у меня коробочку сока и переплетает наши руки.

— Мои родители ссорились, — говорю я ему. — И я подслушала то, что не должна была. Оказывается, я результат незапланированной беременности от интрижки, которую они закрутили, пока вместе работали над фильмом.

Аксель молчит, но он слушает. Я чувствую его внимание, его присутствие, пока он наблюдает за мной и нежно водит большим пальцем по моей ладони.

Натянув свою улыбку «я в порядке», я объясняю:

— Услышав, что я была ошибкой, я хотела доказать, что я стоила всех этих проблем. Я думала, что может, если я сделаю всё правильно, если получу лучшие отметки и самые высокие баллы, они не будут воспринимать меня так и станут счастливее. Они осознают, что приняли верное решение, родив меня и поженившись, а потом они снова влюбятся, и мы наконец-то станем близкой, счастливой семьёй.

Я пожимаю плечами, моргая и глядя в потолок, чтобы слёзы, от которых всё расплывается, не пролились из моих глаз.

— Так что я погрузилась в это. И к тому моменту, когда я поняла, что это не сработает, я уже выпустилась с отличием и получила академико-спортивную стипендию до последнего курса. И пока моя семья будто разваливалась на куски, я укрепляла себя достижениями. Основная специальность — биохимия, вторичная специальность — государственно-муниципальное управление. Поступила в Стэнфорд на юрфак. Думала, что нашла карьеру, которая несёт в себе некий смысл и не создаст слишком сильной нагрузки на моё тело. И все эти усилия подарили мне маму, которая живет в Итали, папу, который женат на своей работе, и лекарства, чтобы справиться с той ценой, которую моё тело заплатило за весь этот стресс. Я знаю, что они сделали всё возможное, и что они по-своему любят меня. Но иногда люди любят тебя на максимум своих возможностей, но этого всё равно недостаточно.

В воздухе повисает молчание. Мои щеки горят, пока я перевариваю всё, что я сказала, и как долго я говорила. Всё, что я сдерживала годами, просто хлынуло наружу.

Аксель по-прежнему тихий, задумчиво хмурится. Он сжимает мою ладонь. А потом медленно привлекает к себе так, что моя голова ложится на его плечо.

— Ты далеко не ошибка, — говорит он. — Ты же знаешь это, верно?

Я киваю и вдыхаю чистый, успокаивающий запах кедрового дерева и шалфея, согревающий его кожу.

— Да, я знаю.

— Вот и хорошо, — Аксель снова закрывает глаза и кладёт наши переплетённые руки себе на живот. Я чувствую твёрдые мышцы под его рубашкой, размеренное дыхание. Какое-то время мы просто сидим в тишине, пока не приходит медсестра, чтобы проверить мою капельницу.

Когда она уходит, на сей раз оставив пакетик безглютеновых крендельков на соприкасающихся подлокотниках наших кресел, Аксель запускает руку в свой задний карман и достаёт маленькую книжку. На обложке изображены мужчина и женщина в одеждах эпохи Регентства, сцепившиеся в пылком объятии.

— Читаешь исторические романы? — спрашиваю я у него.

Аксель открывает пакетик крендельков и подносит один к моему рту.

— Это мой брат виноват. Вигго забил мою библиотеку мрачными герцогами и дерзкими синими чулками.

Я улыбаюсь, когда он кладёт кренделёк мне на язык.

— Ты собирался читать его, пока ждёшь меня?

Он кивает.

— Этот роман неплох.

Я снова устраиваюсь на его плече и жую свой кренделёк.

— Можешь почитать мне. Если хочешь.

— Если ты пообещаешь никогда не говорить Вигго, что я действительно получаю от них удовольствие.

— Обещаю. А почему?

— Потому что если он узнает, то будет невыносимо самодовольным, — прочистив горло, Аксель открывает книгу (не там, где он загнул уголок страницы, а в самом начале), затем делает паузу и скармливает мне ещё один кренделёк. — А теперь готовься. Я потрясающе изображаю английский акцент.

* * *

Я начинаю гадать, может, Аксель не столько мрачный, сколько открывающийся постепенно. И может, когда он открывается кому-то, это заставляет его слегка паниковать.

Потому что переход от молчаливого гиганта, с которым я поверхностно знакома, к внимательному, заботливому парню, за которого я вышла замуж и с которым сроднилась на почве обдолбанного распорядителя церемонии, сногсшибательного заката и фобии игл, и обратно к серьёзному тихому мужчине, везущему меня домой — это прямо ночь и день… и снова ночь. Как будто едва начав открываться мне, он захлопнулся обратно.

Последние две недели он был недосягаемым. Я ожидала этого. Я тоже нуждалась в расстоянии между ними. Мне совсем не нужно было поддаваться своим пошлым мыслишкам о нём и чуть не воплощать их в жизнь, чёрт возьми. И мне не стоит так близко к сердцу воспринимать то, что он опять отстраняется.

Но я так падка на того Акселя, который держал меня за руку и продолжал кормить меня безглютеновыми крендельками. Который читал исторический роман, изображая разные голоса, отчего я так хохотала, что на нас даже покосились медсестры. Мы хором