Смертельное пирожное - Софья Лямина

перед ней на корточки. Ариан крепко взял её руку в свои ладони и, не отводя взгляда, заглянул ей в глаза с такой серьёзностью и честностью, что все её колкие замечания тут же улетучились. В этой неожиданной уязвимости было что-то трогательное, и Габриэлла, сама того не желая, почувствовала, как внутри всё немного дрогнуло.

— Габриэлла, — произнёс он тихо и спокойно, поднося её руку к своим губам, — радость моя… Я люблю тебя. Люблю тебя за твой ум, за дерзость и огонь, за эту твою независимость и жажду свободы. Конечно, ещё и за ту колкость, что ты обрушиваешь на меня каждый день, за упрямство и за смелость, которой ты пугаешь даже демонов. Да, еще я слегка боюсь однажды очнуться после твоего зелья с рогами или в обличье козлобородого. Но я люблю тебя, радость моя. Люблю с макушки этой светлой головы до самой глубины твоей упрямой души.

Она замерла, не в силах подобрать слова. Его откровенное признание ошеломило её, словно он полностью оголил свою душу, и она ощутила, как её сердце дрогнуло. Чтобы скрыть внезапный прилив смущения, Габриэлла скомкала это ощущение, решительно взяла стакан с водой и сделала большой глоток, надеясь вернуть себе привычное самообладание.

— Ариан, ты понимаешь, что мы знакомы всего неделю? — медленно произнесла она, наконец найдя свой голос. — Какая свадьба? О чём ты вообще думаешь, Баррингтон?

А он, как оказалось, был совершенно готов к её вопросу и, не отрывая взгляда, с мягкой, спокойной уверенностью наклонился ближе и прошептал с искренней улыбкой:

— Радость моя, я видел в жизни слишком многое. Я могу с уверенностью сказать, что знаю настоящее чувство, когда его ощущаю. Зачем ждать годы, чтобы признать очевидное?

Она изумлённо смотрела на него, чувствуя, как её раздражение от его уверенности в себе смешивается с каким-то новым ощущением. Это было больше, чем она могла выразить словами. Она долго не могла найти подходящий ответ, но, собрав всю свою волю, произнесла:

— А что чувствую я, тебе вообще интересно? Или ты уже всё за меня решил?

На её слова он ответил удивительно мягким, чуть мальчишеским взглядом. Его лицо расплылось в тёплой, почти озорной улыбке, и он не отпускал её руки, глядя в глаза.

— Конечно, ты и сама знаешь, что чувствуешь, радость моя. Просто ты пока не можешь в этом себе признаться. Но ничего, я подожду. Дам тебе столько времени, сколько потребуется.

— Да на мне уже твоё кольцо! — с негодованием воскликнула она, глядя на сверкающий артефакт, будто это была самая необратимая ошибка в мире. — Как ты собираешься ждать, если ты фактически меня… привязал?

Он усмехнулся, возвращаясь на своё место напротив и вновь спокойно потягивая кофе, абсолютно довольный её возмущением.

— О, радость моя, оно бы давно снялось, если бы ответ твоего сердца был “нет”. А значит, я на правильном пути. — Его взгляд был не только ироничным, но и удивительно тёплым, и он, казалось, наслаждался её гневом, как человек, которому нет нужды спешить или доказывать что-либо.

И хотя Габриэлла изо всех сил старалась показать своё возмущение, она знала, что эта уверенность, эта непоколебимость в его словах, в конце концов, пробудит в ней нечто большее. Только вот сейчас, ей хотелось так же напомнить ему, что это было не только его решение, и что ей ещё предстоит многое сказать, прежде чем он сможет претендовать на её полное согласие.

А Баррингтон искренне наслаждался возмущением и растерянностью на этом безупречном лице. Правда, насчет зелья не шутил — опасался, что она подольет ему какой-нибудь гадости. Впрочем, и это он был готов смиренно принять.

Глава 11: Пойманные и задержанные

Габриэлла стояла у окна своей кондитерской и с лёгким недоумением наблюдала, как у витрины собралась небольшая толпа. Горожане, явно озадаченные табличкой «Закрыто», выглядели так, словно перед ними наглухо заперли двери храма. Она усмехнулась, глядя, как они переглядывались с хмурыми лицами, словно обсуждая великую несправедливость.

— Ну что ж, значит, всё-таки ценят, — пробормотала она себе под нос, качая головой. Сотни тортов, десятки тысяч эклеров, и вот — привыкли к её труду, будто к чему-то само собой разумеющемуся. Подумать только, если бы она вдруг оставила лавку закрытой на пару месяцев, кто-нибудь, пожалуй, полез бы в окна, выкрикивая: «Верни нам наши пирожные!»

Она снова перевела взгляд на свою лавку, наполненную теплым ароматом ванили и карамели. Здесь всё было на своих местах: от стеклянной витрины с пустыми, сверкающими полками до её любимого сервиза для чая, стоящего в углу за прилавком. Эта уютная кондитерская была её маленькой крепостью, в которую даже сама мысль о скандальных слухах и злодеях вторгнуться не могла. И, тем не менее, реальность за стенами её уюта и спокойствия напоминала, что её присутствие нужно вовсе не в мире ароматов и сладостей.

Габриэлла невольно взглянула на кольцо на пальце, блеснувшее в лучах утреннего солнца. Этот изящный, откровенно недешёвый аксессуар, от которого Ариан, казалось, испытывал особую гордость, был знаком их… помолвки? Ей больше нравилось думать об этом как о навязанном решении — по крайней мере, со стороны Ариана.

Она едва ли могла представить, что он когда-либо смирится с тем, что его невеста не будет рядом постоянно, а будет заниматься бизнесом.

Её раздражённая усмешка усилилась при воспоминании о том, как Ариан, с довольным выражением на лице, вручил ей ещё одну весьма сомнительную «заботу» — артефакт-телепорт, выглядевший так же утончённо и дорого, как и кольцо. Он объяснил это важностью безопасности: мало ли, что может произойти, вдруг появится опасность? Габриэлла подозревала, что всё это — тонкая, но несомненная попытка контролировать её передвижения под благовидным предлогом заботы. Ведь артефакт и правда позволял мгновенно телепортироваться куда угодно — ну, или точнее, к нему.

Конечно, мысль оставить всё и отправиться к Ариану на самом деле казалась ей в этот момент соблазнительной, но она тут же мысленно поправила себя. Ничего особенного: просто проверить, что он не напортачил в каком-нибудь деле без неё, а вовсе не потому, что она по нему скучала.

Едва она активировала телепорт, как мир её лавки исчез, уступив место сдержанному