Измена. Игра на вылет - Елена Грасс

А сегодня… Сегодня всё перевернулось.

Больше всего, пожалуй, на данный момент в его откровениях о дочери меня поразило, что Воронов не оправдывался, не искал причин, чтобы себя обелить. Он просто говорил: да, я виноват, моя дочь – моя боль, и многое другое, что обычно мужчина никогда не скажет.

Мужчине, как правило, будет быстрее и выгоднее переложить ответственность за неудачно воспитанного ребёнка на его мать, чем признаться в собственных ошибках.

И ведь я реально видела ту боль, которую не скрыть даже за самой толстой бронёй.

Теперь я не знаю, что думать о нём, и не понимаю, как к нему относиться.

Но одно ясно точно: теперь он не вызывает во мне той яростной неприязни, как раньше.

И это… странно, непривычно и даже как-то, кажется, нелогично в свете всех тех событий, которые были у нас буквально ещё вчера.

– Ну не жить же вам с ними в одной квартире, в конце концов?! – теперь совершенно серьёзно удивляется Воронов.

Улыбаюсь. Хотя, если честно, я пока сама не могу ответить на этот вопрос.

– А почему нет?

– Вы шутите, да? – у нас сегодня с Вороновым день удивлений. То я его удивляю, то он меня. – То есть вы готовы остаться с ними в одной квартире?!

Конечно, не без сомнений, но теперь мне этот вариант кажется отличным.

Друга надо держать близко, а врага ещё ближе.

– А почему бы и нет. Если мы договорились о доле в клинике, у меня есть настоящий стимул для того, чтобы потерпеть вашу дочь немного в своём доме. Только надо подумать, как сделать так, чтобы они оба снова захотели туда вернуться.

– У вас прямо глаза горят!

– Да, так и есть. – Во мне просыпается доселе неведомое чувство азарта, смешанного с ненавистью к этой парочке. – Теперь мне всё это даже становится очень интересно. Ну что ж... Хорошо. Как вы меня просили, я её проучу... Но вы не вмешиваетесь! Это моё встречное условие!

– Договорились! Только без перегибов! – протягивает мне руку для рукопожатия. – А то мне уже страшно, когда я смотрю на ваше довольное лицо.

– А это я буду решать сама, – игнорирую её. – Вы пообещали не вмешиваться. Держите слово, вы же бизнесмен. Хотя, если честно, я думаю, мне и усилий самой прилагать не понадобиться, она сама себя уничтожит.

– То есть? – напрягается. – Никакого физического насилия… Я её к дочери возвращать собираюсь.

– Да что вы! Ещё не хватало неприятностей из-за неё наживать! Не пугайтесь вы так, я о самой простой бытовухе. Мой муж - фанатик чистоты и порядка, справится ли она с такой трудностью? Вы дочку приучали к порядку в доме?

– Боюсь, что нет.

– Отлично, – киваю довольно. – В этом случае как раз радоваться надо, а не бояться. Для меня то, что мне нужно!

Воронов замечает входящий звонок, но сбрасывает.

– Рассказывайте дальше, – заинтересованность и тот же азарт что у меня скрыть невозможно.

– Только если вы решили кардинально подходить к возвращению дочери, не позволяйте забрать ей вещи из дома, – хочу продумать каждую мелочь, которая может повлиять в будущем. – Ни денег, ни украшений, ни дорогих шмоток, ничего другого. Пришла в одних трусах с двумя платьями и блузками, вот пусть в них и остаётся. На работу ходит в том, что в сумках принесла. Она должна ощутить всю реальность проживания с человеком, который не шибко думает о благополучии других людей. Ей, вероятно, придётся самой о своём благополучии заботиться. Понравится ли…

– Хорошо, – кивает.

Мы просидели около часа, обговорив все детали и с юристами, продумав, как всё оформить.

До конца, конечно, я не верила, что Воронов согласится на моё предложение, но он был совершенно спокоен.

Кроме этого, мы обсудили и жизнь его дочери с моим мужем. Условия были жёсткими: он полностью прекращает её финансирование, не позволяет пользоваться домом, охрана не пускает её, никто не ездит ко мне домой из охраны, домработниц, поварих, и не подкармливает эту девицу.

Когда мы наконец расстаёмся, я чувствую, как будто только что вышла из боя. Но это был бой, который я выиграла, хотя всего пару дней назад была уверена, что проиграла по всем фронтам.

Главное, пережить завтрашний день. Если он не передумает за ночь, значит, полдела уже будет сделано.

Несколько часов я снова брожу по улице, наслаждаясь пением вернувшихся птиц, свежим воздухом, позволяя себе ещё раз всё проанализировать.

– Марта! – звонит мне подруга. – Экспресс-анализ твой муж прошёл. Он чист как стекло. Нет ни единой причины, чтобы подозревать его в употреблении каких-то препаратов. Конечно, завтра будет более подробный, но переживать, думаю, не из-за чего.

– Спасибо.

Кладу трубку, не желая рассказывать подруге, что я не из-за него переживаю, а из-за предстоящей сделки, где он будет дарить мне машину.

Моё условие будет простым: он дарит мне машину, точнее, её половину, как положено по закону, а следователь оформляет постановление о прекращении уголовного дела по причине примирения сторон. Именно такой вариант рассказал мне юрист как самый приемлемый.

Теперь моя копилка заполнена по самое основание. Половина клиники будет моей, квартиру мы всё равно когда-нибудь разменяем. Машина тоже моя.

Осталось только уволить из клиники Воронову, и довести до увольнения Белова. И, в принципе, из проигравшей я совершенно точно превращусь в победительницу.

Вот так интересно складывается жизнь: вчера я думала, что у меня ничего не осталось.

Сегодня утром я думала, что упала на самое дно.

А в самые ближайшие дни, возможно, стану довольно состоятельной женщиной благодаря измене и импульсивным поступкам теперь уже практически бывшего мужа.

Глава 24.

Глава 24.

Сегодня я решила поехать к маме. Хочу побыть с ней. Домой пока возвращаться не хочется. Да и кто меня там ждёт?

Артур? Уверена, он будет лезть ко мне с требованием забрать заявление, которое я написала против Ларисы, а я хочу, чтобы она посидела в обезьяннике.

Будем считать, что воспитательный процесс уже начался и это его часть.