Счастье в 50. Драмы больше нет - Мара Евгеника

– Ну что ж... Есть такая история в моей жизни, – цедит брезгливо Денис и морщится, будто вспоминая что-то неприятное. – Хотя "любовница" – слишком громко звучит. Я бы назвал это временным развлечением.

Меня передёргивает от его тона. Как он может говорить с таким презрением о женщине, которая вот-вот должна ему ребёнка?

– А ребёнок? – сжимаю кулаки, чтобы голос не дрогнул. – Он тоже "временное развлечение"?

Карпович пожимает плечами, будто речь идёт о пустяке.

– Ну да, есть такой... нюанс.

Денис проводит рукой по волосам. По его жесту понимаю, что это его раздражает.

– Но это, Муза, не твоя забота. Ты же сама решила, что наши жизни больше не пересекаются.

Его спокойствие взрывает меня изнутри.

– Ты действительно настолько циничен? – мой голос срывается. – Денис, ребёнок – это не "нюанс"!

Карпович внезапно делает шаг вперёд, и него исходит волна опасности.

– А твой – разве не "нюанс"? Ты хочешь обсуждать мои грехи, забывая про свои? Я не верю, что этот ребенок мой. – шипит он, показывая пальцем на мой живот. Может он от этого мужика, который приходил?

Между нами повисает тяжёлое молчание. Его дыхание горячее, злое. Я чувствую, как учащается мой пульс, но отступать не собираюсь.

– Может и так, – иду ва банк. – Но… Я не прячусь и не называю своего ребёнка "проблемой", – бросаю в лицо мужчину, которого любила больше тридцати лет.

Карпович откидывается назад и смеётся – сухо, без радости.

– Какая разница, как мы это называем? – голос Дениса снова становится гладким, ядовитым. – Главное, что теперь у нас есть... паритет.

Карпович делает паузу, давая мне понять, что все уже сказано.

– Так что давай не будем лезть в чужие дела.

Чувствую, как дрожь бежит по спине, но это не страх. Это ярость.

– Ты ошибаешься, – произношу тихо, но так, чтобы каждое слово дошло до него. – Между нами никогда не будет "паритета". Потому что я люблю и не стыжусь своего ребёнка.

Глаза Карповича сужаются. Мне кажется, что он сейчас взорвётся. Но…

Вместо этого он лишь усмехается.

– Как трогательно, – желчно выдыхает он. – Надеюсь, твой идеализм тебя согреет... когда сыновья узнают, на что ты променяла семью.

Меня тошнит от его поведения. Перед глазами всплывает Назар. Его теплые руки. Спокойный голос. Глаза без этой ледяной жестокости.

Очередное сравнение не в пользу Карповича. И это ранит меня сильнее всего.

Еще не бывший муж что-то замечает в моих глазах и тут же бьет:

– Только учти, – его голос снова резкий, как пощечина, – если думаешь, что сможешь спокойно работать после этого... ошибаешься. Я не дам тебе забыть, кто здесь главный.

Поднимаю голову. Страха больше нет. Только холодная решимость.

– Попробуй.

Он усмехается, давая мне время осознать "ошибку".

– Ты забываешь, что у нас есть сыновья, – растягивает слова, наслаждаясь. – Взрослые, самостоятельные. Они ведь даже не знают, что их мать... – намеренно замолкает, наблюдая за моей реакцией, – завела ребенка от кого-то другого.

Выдавая желаемое за действительное пытается бить ниже плинтуса Карпович.

– Не смей нести бред, – мой голос дрожит от ярости. – Ты знаешь, что это полный бред. Ребенок, который живет во мне – это твой ребенок.

– Я? - притворно удивляется он. – Придумываю? Да, если даже это и так. И что? Сама же знаешь. Главное пустить круги по воде, волна пойдет потом сама. И это ты сейчас, разрушая семью, втягиваешь сыновей в этот треш. Думаешь, они простят тебя? Денис наклоняется ближе, и я чувствую его холодный как лед шепот:

– Они отвернутся от тебя, Муза. Навсегда.

В моей груди все сжимается. Представляю лица моих мальчиков...

Что, если Карпович прав? Матвей точно останется со мной, а вот Тим… Да, он может отвернуться. Но…

Тут вспоминаю Назара. Его слова: "Ты сильнее, чем думаешь".

– Ты не знаешь наших сыновей, – выдыхаю твердо. – Они не твои пешки.

Лицо Дениса темнеет, словно по нему пробегает черная туча.

– Посмотрим, – шипит он.

Резко встаю, шумно отодвигая кресло.

– Хватит! – мой голос звучит как хлопок захлопнувшейся навсегда двери. – Ты не будешь решать за них. И уж тем более – за меня.

Карпович замирает. В его глазах мелькает что-то человеческое. Но лишь на мгновение.

– Ошибаешься, – тихо говорит он, поворачиваясь к выходу. – Я всегда и все решал за тебя и за сыновей.

Дверь захлопывается. Я сжимаю кулаки, глядя в окно и думая, что страшны иллюзии и самообман.

Глава 36

Через несколько дней Новый год. Сегодня у нас с коллективом корпоратив. Традиционно гуляем в дорогом и атмосферном ресторане.

Золотистый свет хрустальных люстр мягко льётся на белоснежные скатерти, отражаясь в бокалах с искристым шампанским.

Аромат хвои и мандаринов смешивается с тонкими нотками дорогих духов и ароматами праздничных блюд.

Всё вокруг дышит предновогодним волшебством – гирлянды переливаются, смех сливается с моими любимыми мелодиями джаза и блюза.

Даже официанты сегодня выглядят особенно нарядно в своих чёрных смокингах с серебряными бабочками. Но…

Мне одиноко, тоскливо и холодно.

Я сижу за столиком. На мне красивое в тёмно-синее бархатное платье, мягко облегающее округлившийся живот. Мои блондинистые кудри, уложены в элегантную волну. Она единственное, что держит форму в моем мире, который внезапно стал таким зыбким.

Верчу в пальцах бокал с гранатовым соком. Но…

Даже его насыщенный терпкий вкус сегодня мне кажется пресным.

Моя подруга Юля сияет в платье цвета темного золота. Рыжие локоны подруги рассыпаны по её плечам. Глаза сияют радостью и весельем.

Юлька ловит мой взгляд и сразу хмурится.

Вздыхаю с мыслью, что она всегда читает меня, как открытую книгу.

– Муз, да что с тобой? – голос подруги звучит звонко, бодро, но в нём слышна тревога. – Ты вся в себе. О чём задумалась?

Улыбаюсь в ответ. Мои пальцы непроизвольно сжимают салфетку, оставляя на ней мятую гармошку.

– Да так… Ничего существенного, – мой голос звучит глухо и безрадостно. – Новый год на носу, а у меня настроение – будто в прорубь нырнула.

Юлька, задорно смеясь, нежно обнимает меня и поглаживает мое плечо.

– Да ладно тебе, Музончик! – смех подркги звенит, как колокольчик. – Ты