Дело смерти - Карина Халле

Тем не менее я не вдаюсь в подробности. Нервно ковыряю скотч в углу стола и смотрю на картину на стене — знаменитое полотно Роберта Бейтмана с изображением белоголового орлана. Я видела ее много раз, но она все равно привлекает внимание. Орел, застывший в пугающем крике на вершине мертвого дерева, с частично расправленными крыльями, туман и лес за ним, словно серая мантия.

Кофемашина жужжит, нарушая тишину, пока Кинкейд достает продукты из холодильника и выкладывает их на столешницу. Слышится щелчок газовой плиты.

Когда кофе готов, он ставит полную кружку передо мной и садится обратно. Его рукава закатаны до локтей, обнажая конец татуировки. Вблизи я отчетливо вижу перья.

— Спасибо, — говорю я, поднимая кружку. Киваю на его тату. — Ворон?

— Пытаешься снять с меня кофту? — размышляет он.

Не говори «да». Не говори «да».

— Может быть.

Черт возьми, Сидни.

Он ухмыляется:

— Я сниму кофту, если ты скажешь, почему спросила про волосы Фариды.

— Это шантаж.

— Соглашайся или нет.

Я смотрю на него, пытаясь прочесть глубже, но, как обычно, его глаза многое скрывают. Серьезно ли он говорит? Мы флиртуем? Осознает ли он, что весь этот разговор считается крайне неуместным, особенно учитывая, что он знает, почему я лишилась стипендии?

Внезапно мысль пронзает меня до мозга костей: «Может быть, он нехороший человек. Может быть, он плохой».

И все же, кто я такая, чтобы судить?

Я тоже не ангел.

Смотрю на картину на стене:

— Я вышла из комнаты прошлой ночью, потому что видела в коридоре женщину, подходящую под это описание. Женщину, которая потом исчезла.

— Я…

— А до этого я видела ее образ, когда прикасалась к кедру. Это было похоже на… не знаю, это прозвучит глупо…

— Глупее, чем призраки? — говорит он, будто поддразнивая меня, но когда я смотрю на него, выражение его лица серьезное.

— Хуже, — признаю я. — Было такое чувство, будто дерево показало мне этот образ. Возможно, это было то самое дерево, на котором она повесилась? В любом случае я видела девушку в ночной рубашке, с длинными темными волосами, висящую на дереве. Я не видела ее лица — это была всего лишь вспышка, но она отчетливо запечатлелась в моей памяти.

— Когда это было?

— Во время похода за травами. Того самого, где мы с Лорен нашли могилу.

Он отворачивается, глубоко задумавшись; в профиль его лицо выглядит особенно красивым.

— Понятно, — его взгляд возвращается ко мне, в глазах будто горит огонь, делая их более голубыми. — И что ты думаешь об этом?

— О призраках?

— Ты веришь в призраков?

— Я всегда хотела верить в призраков. Но никогда их не видела… до сих пор. Как еще это объяснить?

Мы оба замолкаем, обдумывая это. На плите начинает скворчать бекон.

— Может быть, это совпадение, — говорит он, вставая. Его внушительная фигура возвышается надо мной. — Все может быть совпадением.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, как он готовит. Мой список фетишей только что пополнился: большие руки, красивые предплечья, хриплый голос и умение готовить завтрак.

— Так ты сейчас снимешь кофту?

Он усмехается.

— Пока жарится бекон? Мне нравится наказывать, а не терпеть наказание.

Я стараюсь не раскрыть рот от удивления. Он правда это сказал?

Черт.

— После готовки, — говорю я.

Он бросает на меня лукавый взгляд.

— Я сказал, что сниму. Но не сказал когда. Может быть, когда поведу группу на озеро. Можем поплавать.

Это не то, что я имела в виду, но знаю, что не стоит давить.

К тому же, теперь, когда угроза снятия одежды миновала, я возвращаюсь к его словам о совпадении. Может быть, это и объясняет то, что я видела женщину, похожую на Фариду, которая умерла таким же образом, но это не объясняет того, почему я ее увидела — и в своем сознании, и в коридоре.

Но есть фраза, которую я слышала здесь уже как минимум три раза.

Это место может играть с тобой злую шутку.

ГЛАВА 15

— Добрый день, всем! — весело произносит Эверли, стоя перед аудиторией лаборатории. — Доктор Ву сейчас в творческом отпуске, поэтому сегодня я проведу занятие.

Прошла неделя с последнего лабораторного занятия, когда доктор Ву выбежала в слезах, и время пролетело незаметно. После того завтрака с Кинкейдом на его лодке я почувствовала себя ближе к нему, но вне класса он стал неуловим. У меня не хватает смелости подойти к его лодке и поздороваться, но я бы солгала, если бы сказала, что не брожу по территории в надежде случайно встретить его или не выглядываю по ночам в окно, надеясь увидеть его во время обхода. Просто смотреть на него во время занятий недостаточно, хотя когда он изредка встречается со мной глазами и удерживает взгляд, этого электричества хватает, чтобы продержаться весь день.

Это похоже на любовную тоску. Я не влюблена в Кинкейда, но где-то глубоко внутри тлеет искорка, которая хочет разгореться. Хочет превратиться в огонь, который поглотит меня целиком. Я склонна влюбляться быстро и сильно, а потом либо остывать, когда становится скучно, либо меня отбрасывают в сторону, потому что человек наконец осознает, что я слишком сложная. Это невозможно скрывать вечно. Я знаю, что при первой же возможности могла бы сильно влюбиться в Кинкейда, но как будто бы, я учусь на своих ошибках, особенно после того, как недавно их совершила.

Поэтому, хотя я и хочу увидеть его, поговорить с ним наедине, лучше этого не делать.

Опасно получать то, чего хочешь.

Погода тоже способствовала тому, что время размылось. Туман настолько густой, что в некоторые дни не видно дальше нескольких футов. Из-за этого все дни сливаются в один, когда не видишь солнца.

Сегодня не исключение. Все лампы в лаборатории горят, потому что туман окутывает здание, а затемненные окна создают впечатление сумерек.

Я возвращаю внимание к Эверли. Она, как обычно, выглядит великолепно, даже в лабораторном халате. Хотя теперь я понимаю, что она носит его для вида, поскольку это не настоящая лаборатория.

Она грациозно откидывает длинные светлые волосы с плеча и начинает рассказывать о том, как гифы и грибы могут обладать формой сознания, и как Мадрона усовершенствовала исследования, экспериментируя, можно ли использовать это сознание для создания специфических лекарств с помощью «Аманита эксандеско».

— Главный вопрос, над которым мы сейчас работаем, — говорит она, прохаживаясь взад-вперед, — Если отдельные гифы обладают сознанием, что происходит, когда взаимосвязанная колония из тысяч этих отдельных клеток объединяется? Становится ли это коллективным разумом, за неимением лучшего термина?