Помни меня - Лесли Пирс

Но на берегу ей придется начать все сначала. Ей нужно все время быть начеку. Она боялась, что Мэри Хейден и Кэтрин Фрайер станут злословить о ней с каждым, кто готов слушать, и тешить свое самолюбие, унижая ее. Офицеры с других кораблей не окажут ей такого доверия и не дадут такой свободы, к которой она уже привыкла. Она станет простой маленькой рыбкой в большом пруду, и некому будет защитить ее и Шарлотту.

В воскресенье, третьего февраля, для мужчин-заключенных состоялась церковная служба, которую преподобный Ричард Джонсон провел в тени большого дерева. Вместе с остальными женщинами Мэри почти с благоговением наблюдала с палубы корабля за семистами мужчинами-заключенными, офицерами, пехотинцами и моряками, собравшимися для молитвы. Уилл тоже стоял там и казался выше и шире в плечах, чем большинство мужчин. Джейми Кокс находился рядом с ним. Он был таким маленьким, что по сравнению с Уиллом казался ребенком.

Копна рыжих волос, мелькнувшая в толпе, заставила Мэри присмотреться, и, к своему удивлению, она увидела, что это был Сэмюэль Берд. Посмотрев снова, она заметила рядом с ним Джеймса Мартина, безошибочно узнав его покатые плечи и большой нос.

Мэри была в восторге, как будто снова увидела членов своей семьи. Она предположила, что их посадили на один из других кораблей, отделив от Уилла, чтобы предотвратить бунт, который мог возникнуть.

Тенч стоял вместе с остальными офицерами, держа шляпу под мышкой, и расстояние между заключенными и офицерами напомнило Мэри, что теперь, когда их плавание подошло к концу, ее дружба с Тенчем вряд ли будет продолжаться.

Через три дня женщины сошли на берег. За последние несколько недель их волнение возросло, и, когда лодки повезли их к земле, Мэри так же заразительно хохотала, как и ее подруги. Было чудесно видеть всех такими счастливыми после трудностей плавания, с пылающими щеками и сверкающими глазами, словно толпу подружек невесты на свадьбе.

Мысли о том, что она сможет снова ходить по твердой земле, избавиться от запаха отхожих ведер и перестать бояться крыс по ночам, было достаточно, чтобы у Мэри учащенно забилось сердце. Но она понимала, что других каторжниц в основном возбуждал вид мужчин, стоявших на берегу.

Когда лодка подплыла ближе к берегу и Мэри ясно увидела ждущих их каторжников, она вдруг испугалась и крепче прижала Шарлотту к груди. Выражение на их лицах напомнило ей о том, как после многих недель плавания в порт Фоуэй заходил корабль. Тогда она замечала такие же голодные взгляды, хотя она в то время не понимала, почему мама всегда звала их с Долли домой. Но теперь ей все стало ясно.

В моряках чувствовалось какое-то своеобразное грубое обаяние, они были в форме, сильные, вымытые перед увольнительной на берег. Но эти мужчины, ждавшие женщин-заключенных, выглядели оборванными и грязными и больше походили на большую стаю одичавших собак, чем на человеческие существа.

Некоторые женщины начали кричать им непристойности, опускать воротники своих платьев ниже и посылать воздушные поцелуи. В лодке, направлявшейся с «Леди Пенрин», одна женщина стала во весь рост и задрала юбку, продемонстрировав свое интимное место.

Когда лодки коснулись пляжа и женщины начали выбираться из них, пехотинцы придерживали мужчин, но Мэри они показались не лучше каторжников. Они смеялись, подмигивали, хватали женщин за руки, и, безусловно, не было никакого смысла в том, что они стояли там и якобы защищали слабый пол.

Мэри протиснулась сквозь толпу, держа под мышкой люльку Шарлотты и второй рукой защищая ребенка, почти оглушенная свистом, непристойностями и криками: «Поцелуй меня!» Это было таким же опьяняющим, как те ярмарки и представления, на которых она побывала, но в то же время пугающим. Ей казалось странным, что офицеры просто стояли и смотрели на все это, после тех настойчивых попыток во время путешествия держать мужчин и женщин раздельно.

Причалили другие лодки. Женщины все прибывали, и шум стал громче, а толчки и пинки более агрессивными. Но женщины старались не меньше мужчин, а некоторые из них даже бежали к каторжникам, чтобы поцеловать и обнять их.

Мэри так хотелось снять ботинки и босиком пробежаться по песку, посмотреть на странных птиц, которые наблюдали за ними с деревьев, упиваться своей новообретенной свободой. Но она видела, что пока об этом лучше не думать: ей нужно оставаться в толпе из соображений безопасности.

Увидев маленькую группку отдельно стоящих женщин с детьми, Мэри ринулась к ним.

— Господи, помилуй нас, — выдохнула она. — Охрана теряет контроль над ситуацией.

Высокая женщина в простом темно-коричневом платье и шляпке, с маленьким ребенком на руках ответила:

— Мы недавно просили наших мужей отвести нас в безопасное место. Но они, похоже, отвлеклись.

Мэри поняла, что это жены и дети морских пехотинцев, и, поскольку на «Шарлотте» они проявляли к ней доброту, она предположила, что в этой группке отношение будет таким же.

— Я могу остаться с вами? — спросила она. — Я боюсь за своего ребенка.

Лицо женщины стало жестоким.

— Отправляйся к другим каторжницам со своего корабля. Там твое место.

Пристыженная, Мэри отвернулась и пошла прочь, понимая, что эта краткая встреча приоткрыла ей завесу в будущее.

Порядок немного установился только тогда, когда пехотинцы выстрелили сигнальной ракетой над головами заключенных. Женщин отвели в предназначавшиеся для них палатки. Но даже когда они шли рядом, Мэри подслушала комментарии и смешки, означавшие, что многие женщины слишком разволновались от вида возбужденных мужчин, так что вряд ли можно будет долго их контролировать.

Мэри, Бесси и Саре удалось остаться вместе, но другие три женщины, с которыми они делили палатку, были им незнакомы. Главная из них, назвавшая себя Полл Чипсайд^[8], была высокой тощей женщиной с жесткими голубыми глазами, одетой в полосатое платье и потрепанную красную шляпу. Она положила возле колышка палатки ковровую сумку и сердито взглянула на Мэри и ее подруг.

— Пусть хоть одна из вас осмелится полезть сюда, и я разорву вам ноздри, — заявила она. Затем женщина обернулась к своим подругам, ожидая подтверждения, что она на это способна.

— Она сделала это с одной женщиной в Ньюгейте, — смеясь, сказала толстушка с изрытым оспой лицом. — Никогда не слышала, чтобы так кричали.

— Мы не воровки, — произнесла Мэри, — хотя осуждены именно за это.

Она испугалась: у всех трех женщин были хриплые голоса и очень отличающаяся от ее собственной манера разговора. Насколько Мэри знала, Ньюгейт был лондонской тюрьмой, пользовавшейся дурной славой, и предположила, что они именно оттуда.

— Держи это отродье от меня подальше, — проговорила злобно Полл, указывая на Шарлотту, — я терпеть не могу, когда кричат.

Наверное, им повезло, что лондонские женщины с нетерпением ждали момента, когда смогут выбраться из палатки. Положив свои одеяла, они исчезли.