Лоренца дочь Великолепного - Ева Арк

В последних словах кардинала прозвучала явная угроза, однако Торнабуони не захотел прислушаться к нему.

– А тебе, монсеньор, вообще лучше молчать! – бросил он в лицо брату Пьеро. – Всем известно, что с тех пор, как папой стал Борджиа, ты лишился всякого влияния в Риме! Поэтому занимайся-ка лучше изучением своих манускриптов!

По рядам присутствующих пронёсся ропот. В этот момент к смутьяну приблизился Мирандола.

– Послушай, мессир Лоренцо, – мягко сказал он, положив свою руку на плечо Торнабуони. – Если ты хочешь поговорить о фра Джироламо, приходи завтра ко мне. А сейчас давай я отведу тебя домой.

Но тот, сбросив его руку, презрительно ответил:

– Не прикасайся ко мне, граф, потому что твои объятия сродни Иудиным. Ведь все вы: и ты, и Фичино, и Полициано – предатели. Вы предали Великолепного, едва он умер, хотя при жизни считались его близкими друзьями, а теперь лижете пятки Савонароле!

– Прошу тебя, выбирай выражения, мессир Лоренцо, – бледное лицо Мирандолы сделалось подобно туче.

– А что ты мне сделаешь? Наведёшь порчу? Ведь не зря говорят, что ты – колдун и чернокнижник! И что люди, вызвавшие твоё неудовольствие, обычно долго не живут! Но я тебя не боюсь! Что же касается моих слов, то всем известно, что я сказал истинную правду. Если бы не ты, Савонарола никогда бы не появился в нашем городе!

Неизвестно, чем бы всё закончилось, но тут вперёд выступил Джулиано Медичи.

– Ты утверждаешь, мессир Лоренцо, что вокруг одни предатели и только тебя можно назвать истинным другом моего отца? – звонкий голос юноши дрожал от волнения. – Но все знают, что на самом деле ты всегда завидовал ему! И если сейчас пытаешься доказать обратное, то только затем, чтобы приобрести популярность. Но тебе никогда не сравниться с Великолепным! Потому что мой отец умел не только ненавидеть, но и любить. А ты разве любишь кого-нибудь, кроме себя самого?

На протяжении нескольких секунд Лоренце казалось, что Торнабуони сейчас ударит Джулиано. Однако вместо этого Лоренцо, не произнеся больше ни слова, удалился в сопровождении своих приятелей. Джулиано же спокойно вернулся на своё место, и Лоренца подумала, что из трёх братьев Медичи он один вёл себя так, как подобает сыну Великолепного. Между тем Пьеро махнул рукой и танцы возобновились.

– Надеюсь, это происшествие не испортило тебе настроение, королева? – осведомился он у Лоренцы.

– Нет, монсеньор.

– Обещаю, что в Кареджи не произойдёт ничего подобного.

Когда танец закончился, они остановились как раз напротив Альфонсины Орсини, которая бросила в сторону Лоренцы ревнивый взгляд. Но едва девушка попыталась присоединиться к донне Аврелии, как её перехватил Монбар:

– Надеюсь, мадемуазель де Нери, Вы не откажете мне в удовольствии потанцевать с Вами?

– О чём Вы говорили с правителем? – был первый вопрос барона, как только музыканты заиграли вновь.

– Сначала он предложил купить для меня дом, а потом пригласил на свою виллу Кареджи.

– И Вы согласились?

– Насчёт дома – нет. Но ведь на вилле будут и другие гости. Правитель обещал пригласить также Вас и мессира де Сольё.

– Вы играете в опасную игру, – после паузы произнёс Монбар. – Судя по всему, Пьеро заинтересовался Вами…

– Но в этом нет ничего плохого.

– Да, если во Фьезоле Вы собираетесь открыть ему своё настоящее имя.

– Я ещё ничего не решила.

– Так решайте быстрее, мадемуазель де Нери. Иначе, не успеете Вы моргнуть глазом, как станете любовницей собственного брата.

– Это невозможно. Я никогда не пойду на кровосмешение!

– Обстоятельства иногда бывают сильнее нас, а Вы – всего лишь слабая девушка.

Разговор с Монбаром расстроил Лоренцу и ей расхотелось танцевать.

– Здесь душно, – сказала она вдове.

– Давайте выйдем во двор, – предложил Амори.

На улице уже стемнело, но горящие факелы полностью освещали большой квадратный двор, окружённый с трёх сторон мраморной колоннадой, в нишах которой белели статуи. Пройдя под аркой, они очутились во втором дворе, где был разбит сад. При свете всё тех же факелов были хорошо видны самшитовые деревья, подстриженные в форме зверей и других диковинных фигур. Прямая аллея вела к высокому постаменту с мраморной статуей прекрасной женщины. Схватив рукой за волосы коленопреклонённого мужчину, она угрожала ему мечом.

– Интересно, кто это? – указав на статую, сказала Лоренца.

– Это библейская героиня Юдифь, которая, как известно, убила вражеского военачальника Олоферна, – ответил ей вместо Сольё какой-то молодой человек, до этого в задумчивости опиравшийся на постамент. – Её изваял покойный Донателло, мой учитель.

В свой черёд, Амори с любопытством спросил у незнакомца:

– Как твоё имя, сеньор?

Ученик Донателло исподлобья посмотрел на Сольё. На вид он был немного младше Амори. Коротко подстриженные тёмные волосы и скромное платье выделяли его среди нарядных гостей, прогуливавшихся по саду. А угрюмое выражение лица объяснялось, очевидно, тем, что на его переносице виднелась вмятина, возникшая, вероятно, от сильного удара.

– Зачем тебе моё имя? – недружелюбно поинтересовался он у Сольё.

– Но я ведь должен знать, с кем говорю.

Вероятно, почувствовав неодобрение Амори, незнакомец вдруг оторвался от постамента и растворился в толпе.

– Очень странный молодой человек, – заметил Сольё, проводив его взглядом.

– И, к тому же, дурно воспитан, – пожала плечами донна Аврелия

На выходе из сада они снова столкнулись с Мирандолой и Полициано.

– Вы разве уже покидаете нас? – поинтересовался граф.

– Да, мы с племянницей устали, – ответила вдова.

– Жаль, потому что праздник без королевы – это не праздник!

В этот момент дочь Великолепного снова увидела того самого неприветливого незнакомца, которого они встретили возле статуи Юдифи.

– Ты не знаешь того юношу, сеньор Анджело? – тихо спросила она у поэта.

– Это наш молодой скульптор Микеланджело, – посмотрев в ту же сторону, ответил Полициано. – Он – сын того самого Андреа Буонаротти, который утверждает, что ведёт своё происхождение от графов Симони-Каносса.

– А это действительно так? – Лоренцу заинтересовал странный скульптор.

Поэт пожал плечами:

– Право, не знаю, мадонна. Я плохо разбираюсь в генеалогии.

– В этом Андреа больше спеси, чем истинного дворянства, – услышав его слова, высказал своё мнение граф. – А вот Микеланджело – действительно талант.

– И открыл его Великолепный, – подхватил Полициано. – Я помню, сеньору Лоренцо пришлось приложить немалые усилия, чтобы уговорить его отца отдать Микеланджело в школу скульпторов.