Порочная невинность - П. Рейн

Я поднимаю руку:

– Притормози. Я не собираюсь ничего делать. Мы с Софией повстречаемся до конца учебного года, а летом я женюсь на Авроре. Вот и все.

– Какого черта жениться на этой змеюке, если тебе небезразлична София?

– Сама знаешь.

Мира презрительно усмехается:

– Из чувства долга? Потому что хочешь быть хорошим папенькиным сыночком?

Она открывает рот и сует туда указательный палец, как будто хочет вызвать у себя рвоту.

– Потому что я дал клятву ставить на первое место интересы семьи, а если я отменю помолвку с Авророй и обижу ее отца, то поставлю на первое место свои личные интересы.

Мира наступает:

– Антонио, нельзя жениться на Авроре, если любишь Софию!

Теперь презрительно усмехаюсь я:

– Кто тут сказал хоть слово о любви? Мне хорошо с ней в постели, вот я и пользуюсь, пока могу.

Мне неприятно говорить так о Софии, но любовь? Откуда моя сестра набралась этой чуши?

Она тычет палец мне в лицо:

– Не смей, слышишь? С Софией так нельзя!

Я поднимаю глаза к потолку:

– Пойми, Мира, мы с Софией не строим совместных планов. Оставь свои глупые надежды. Мы договорились, когда это закончится.

Она возмущенно трясет головой:

– Вы оба скоро поймете, что это легче сказать, чем сделать.

– Все, допрос закончен. Иди к Марчелло и займись чем-нибудь полезным. И держи рот на замке, в том числе и с ним.

Мира открывает рот, но я не даю ей сказать ни слова.

– Ты пока еще принадлежишь к семье Ла Роса. Пока не подпишешь брачный контракт и не станешь носить фамилию Коста, ты должна делать так, как лучше для семьи, а чем меньше людей знают о моих отношениях с Софией, тем лучше.

Она сжимает челюсти, затем согласно кивает.

– Отлично. А теперь ступай. Я устал.

Она уходит, не проронив больше ни слова, а я возвращаюсь на диван, ложусь и смотрю в потолок.

У меня сжимается сердце, стоит только подумать о разрыве с Софией. Каково же будет сделать это в реальности?

Утром я просыпаюсь от стука в дверь. Клянусь богом, если сестра решила разбудить меня для новых душеспасительных бесед…

Я хватаю штаны и распахиваю дверь. При виде стоящей на пороге Авроры моя мысль резко обрывается. Почему она здесь? Если бы это было в порядке вещей, я бы не удивился, но Аврора, как ни странно, не вхожа в мою комнату.

– Привет, как жизнь?

Я зеваю, небрежно прикрыв рот рукой.

– Так ты приветствуешь свою невесту?

Она улыбается и заходит. Я с трудом сдерживаю вздох. Рановато с ней ссориться.

– Что ты хотела, Аврора?

По пути к шкафу за футболкой я замечаю, как ее глаза шарят по моей груди.

– Пойдем позавтракаем вместе?

– Мы когда-нибудь завтракали вместе?

– Нет, просто я подумала… – Она подходит и кладет руку мне на грудь. – Свадьба уже совсем скоро. Пора нам стать настоящей помолвленной парой. Перестать жить отдельными жизнями.

Ее рука скользит по моей груди и животу, и я ее перехватываю, пока не спустилась ниже.

Аврора мило улыбается:

– Не делай вид, что я тебе не нравлюсь, женишок. Факты говорят об обратном.

Она смотрит вниз, где топорщится в штанах мой член.

– Это называется утренний стояк. Ничего личного, поверь.

Я отбрасываю ее руку.

– Мы все равно будем спать вместе, Антонио. Не хочешь развлечься пораньше?

Я смеюсь:

– Я буду спать с тобой по обязанности, Аврора, не более. А сейчас я должен встретиться с Томмазо, так что извини.

Она злобно прищуривается:

– Что сказали бы наши отцы, если бы знали, как ты со мной разговариваешь?

Я стискиваю зубы. Думаю, нашим мамам приходилось слышать и кое-что похуже.

– Это угроза?

Аврора пожимает плечами:

– Просто вопрос.

Покачивая бедрами, она направляется к двери. Я иду следом. Не потому, что запланировал встретиться с Томмазо, просто это самый легкий способ ее отсюда выпроводить.

Аврора открывает дверь и оборачивается ко мне.

– Я займу местечко для тебя.

– Отлично, – преувеличенно вежливо говорю я и выхожу за ней в коридор.

Она идет к лифту, а я в другую сторону, к комнате Томмазо. Стучу в дверь. Аврора наблюдает за мной из дальнего конца коридора, дожидаясь лифта. Я пританцовываю на месте, мне нужно отлить.

Томмазо не отвечает, и я стучу еще раз. Мой друг не жаворонок, поэтому мне не верится, что он мог уйти в спортзал или на завтрак. Лифт звенит. Как только двери закрываются, я мчусь обратно в свою комнату и забегаю в душевую. Приняв душ и надев форму, иду к Томмазо в наше обычное время, когда мы ходим на завтрак. На этот раз он открывает сразу.

– Привет, заходи. Я почти готов.

У него усталый вид. Под глазами мешки, а привычная улыбка уступила место горестной складке между бровями. После возвращения мы почти не говорили о его отце. Пару раз мне приходилось его останавливать, чтобы он не затеял драку с русскими в столовой.

Я не знаю, как обсуждать потерю. Нас не учили препарировать свои чувства. Мы привыкли действовать, а не философствовать.

Что-то в этой ситуации меня смущает. Почему русские ведут себя при встречах как обычно? В их привычках и поведении ничего не изменилось; они по-прежнему демонстрируют то же легкое презрение, с каким относились к нам всегда. Выходит, они не в курсе, что есть причина для напряжения. Не знают, что мы подозреваем их в убийстве одного из наших капо. Или делают вид, что не знают. Черт их поймет.

Я вхожу в комнату. Томмазо достает галстук в цветах итальянского флага и завязывает его перед зеркалом.

– Я заходил чуть раньше, тебя не было.

Он на мгновение замирает, надевая пиджак. Всего на полсекунды, но я замечаю.

– Выходил прогуляться. Не спалось. Думал об отце.

Томмазо не склонен копаться в чувствах. Он сначала бьет, потом думает. Интересно бы выяснить, в чем дело, однако сейчас не время. Неделю назад труп его отца с выколотыми глазами нашли на берегу. Это кого хочешь выбьет из колеи.

– Если в другой раз захочешь погулять, скажи мне – пойдем вместе.

Он кивает и направляется к двери:

– Пошли?

Видно, что не хочет разговаривать.

– Ага.

Я делаю вид, что поверил, а сам всю дорогу не могу отделаться от чувства неловкости. Мой лучший друг мне врет. Вопрос в том, что он от меня скрывает.

27. София

На следующий день на уроке по присвоению имущества препод объявляет, что для работы над