Вторая жена. Ты выбрал не нас - Оксана Барских

Оказавшись у ее спальни, я сначала стучу, а, не дождавшись ответа, всё равно вхожу, не собираясь отступать.

– Мы можем поговорить? Мама…. – последнее я произношу неуверенно, скорее, по привычке.

Она сидит ко мне спиной, недовольно сразу же дергает плечом.

– Не называй меня так. Ты мне не дочь!

Становится неуютно от ее резкости, но я не ухожу. Пусть сердце и кровоточит, но я не смогу уехать, оставив между нами недосказанности.

– Почему?

– Что почему?!

– Почему ты меня так ненавидишь? Разве я сделала тебе что-то плохое? Я ведь не виновата, что… что я не твоя дочь…

Голос мой против воли хрипит, я не контролирую своих эмоций. Сама от себя такого не ожидала, но глупо было ожидать, что смогу сохранять самообладание, оказавшись перед матерью. Она не оборачивается, и я этому даже рада. Словно я сама не готова смотреть ей глаза в глаза.

– А чему мне радоваться? – глухо произносит она, когда я мнусь, думая, что она разговор продолжать не намерена. – Хамит остался в семье только из-за тебя. Всё пекся о своей принцессе, хотел для тебя самого лучшего, выделял среди наших с ним сыновей. Ты была для него светом в окошке, и с каждым годом я всё больше понимала, что ты – та опора, на которой держится наш брак. Он…

Мама всхлипывает, и я было дергаюсь, чтобы тронуть ее и как-то успокоить, но осекаюсь и продолжаю стоять на месте. Вряд ли ей понравятся мои прикосновения.

– Ты была его любимицей, а я… Я никем…

Так вот оно в чем дело. Ревность. Вот что она ко мне испытывает. Вот та самая причина ее ненависти ко мне.

– Мам, я…

– Хватит так меня называть! – истерично кричит она и, наконец, оборачивается ко мне, заставляя отшатнуться от взгляда, в котором явственно проступает неприязнь.

Вот только в глубине ее глаз я вижу и боль, которую она хоть и пыталась скрыть, но это у нее не получилось.

– Ты хоть знаешь, как это мучительно наблюдать, когда твой ребенок воспи…

Она проглатывает последние слова, словно сболтнула лишнего, а вот я не особо обращаю внимания на ее оговорку. Управляй мной сейчас разум, насела бы на нее, чтобы она высказала всё, что хотела, но в этот момент мной руководят кипящие во мне эмоции.

– Надеюсь, тебе полегчало, ма… Бану.

– Уезжай от греха подальше, Дилара, и никогда сюда не возвращайся. Так будет лучше для всех.

Я сглатываю и молчу, проглатывая собственные обиды, которые клокочут во мне, словно я – жерло вулкана.

Сердце мое стучит, на глаза наворачиваются слезы, и я часто моргаю, чтобы позорно не расплакаться перед женщиной, которую несмотря ни на что люблю.

Кажется, что мы больше никогда не увидимся, но знала бы я, как сильно ошибаюсь…

Глава 24

Полгода спустя

– Дилара Хамитовна, я выслал вам на почту новый договор, переведите его и согласуйте с юристами.

Перед уходом на деловую встречу, шеф, как обычно, раздает указания, и вскоре в офисе остается становится чуть оживленнее. Я же, наоборот, остаюсь сидеть за столом и сразу приступаю к переводу. Хочу успеть закончить чуть раньше и сводить дочку в торговый центр.

Она уже второй день просит у меня новую курточку, а я не нарадуюсь тому, что последние недели она наконец оттаивает и перестает спрашивать об отце.

Даже воспитательница говорит, что дочка стала играть с другими детьми и перестала от них отгораживаться. Это не может не радовать мое материнское сердце.

– Дилар, ты бы хоть пару минут отдохнула от монитора, а то мне иногда кажется, что ты змея.

От работы вдруг отвлекает голос Нади, одной из коллег, с которой я сдружилась сильнее, чем с остальными. Она, как и я, была матерью-одиночкой, ее дочка была ровесницей моей Амины, и они, на удивление, хорошо общаются, что стало решающим фактором открыться мне новому общению.

– Почему змея?

Я сохраняю файл, отправляю его по почту отделу юристов, а сама зажмуриваюсь, чувствуя, что слегка побаливают глаза. На Надю не обижаюсь, за это время успела изучить ее характер.

– Так змеи ведь не моргают, у них нет век. Так и ты, как только приступаешь к своему переводу, почти не моргаешь. Пойдем лучше, кофе выпьем, а то у меня уже сил нет. Всю пятую точку отсидела, аж ноги подкашиваются.

Надя вытягивается вверх, хрустит косточками, и я киваю, отлипая от своего кресла. Наши столы в опен-спейсе расположены рядом, так что мы постоянно вместе, и в первое время, благодаря Надиной общительности, я не чувствовала себя не на своем месте.

Когда мы с дочкой только переехали в столицу, мне казалось, что у меня ничего не получится, как бы я ни старалась храбриться, но мне повезло. Пусть не сразу, но мне удалось устроиться в эту компанию по международным перевозкам на стажировку в качестве помощника переводчика, а благодаря моим знаниям и навыкам после испытательного срока меня зачислили в штат.

Так что мне даже почти не пришлось прикасаться к деньгам, которые я получила после развода. Это было особым предметом моей гордости, ведь это доказывало, что я могу обеспечить себя и дочь и без помощи бывшего мужа, о котором я за все эти полгода ничего не слышала.

– Ты видела, как на тебя Гринёв посматривает? – подмигнула мне Надя, когда мы отошли к кофейному аппарату.

– Он на всех так посматривает.

Я едва не закатываю глаза, когда коллега в очередной раз пытается меня с кем-то свести, выискивая симпатию там, где ее и в помине нет.

– Ну не скажи, сегодня он с тобой контактировал дольше, чем с другими.

– Не придумывай. Мы обсуждали мой перевод, так что в этом нет ничего необычного. Лучше расскажи, как ты сходила на свидание с тем… фитнес-тренером, да?

Я грамотно перевожу разговор на интересующую ее тему, так что она быстро забывает об этом дотошном Гринёве.

Когда юристы без правок принимают договор, я уже было хочу спокойно пройтись до садика пешком, чтобы проветриться, как вдруг мне звонит воспитательница.

– Дилара Хамитовна…

Она как-то странно мнется, и я чую неладное.

– Что произошло, что-то с Аминой? Ей плохо? Я сейчас буду.

Я