Обними меня - Юлия Коршунова

Сервис не заставляет себя ждать: Эстер организуют вип-палату с местом для родственника. Вхожу и оглядываю помещение: есть душ, телевизор и небольшой столик. Если не считать всяких медицинских атрибутов, то выглядит как скромный номер в гостинице. Сойдёт. Дальше надеюсь забрать ее домой.

В следующие два часа, что я жду каких-то новостей, успеваю сходить в душ, заказать доставку еды, трижды проверить рабочую почту. Телефон снова жужжит. Я уже знаю, что это Себастьян. Он звонит мне каждые полчаса. Докладывает, как увозили Нильсона, о чем его спрашивала полиция и как дом снова опечатали. Я не просил его отчитываться мне. Это нервное. Он волнуется за сестру и нашёл для себя такой способ справляться. И я не перебиваю. Слушаю, поддакиваю, киваю. Про Эстер тоже спрашивает, но мне пока сказать нечего, потому что ничего толком не знаю.

Когда терпение заканчивается, я выхожу из палаты, чтобы узнать хотя бы что-то и застываю. На противоположной стороне коридора вижу медсестру с каталкой, на которой лежит Эс.

Выглядит она не лучше, и глаз по-прежнему не открыла. Синяки проступили четче. Волосы скрыты под шапочкой, в больничной рубахе. Очень маленькая и хрупкая на этой огромной кровати.

Я отмираю, когда медсестра просит меня помочь войти. Рывком открываю дверь. Смотрю, как Эс ввозят в палату, ставят капельницу и надевают кислородную маску. Зачем маску? Блядь, на ум приходят только кадры из фильмов, на которых пациент в маске равно полуживой пациент.

Шагаю к медсестре и, сглатывая комок в горле, спрашиваю:

— Почему она в маске?

— Дождитесь врача, пожалуйста. Он будет через пять минут и все объяснит, — вежливо уклоняется от ответа девушка.

— Первичный диагноз не подтвердился, есть серьёзные травмы? — Я не могу успокоиться, черт побери.

— Я не знаю, вам лучше дождаться врача, — извиняющимся тоном говорит она и двигается к двери.

— Зови его. Сейчас, — киваю ей на выход, которая захлопывается уже через секунду.

Никаких пять минут. Денег я им отвалил достаточно. Подхожу ближе к кровати и хочу взять ее за руку, но боюсь. Зачем здесь ебучая маска?

Дверь за спиной хлопает и входит врач. Молча подходит к кровати, берет карту и изучает ее.

— Почему она без сознания?

— Она спит, — со вздохом отвечает он, не отрывая взгляда от карты. — Пришла в себя, когда брали кровь. Расплакалась. Потом сказала, что очень устала и хочет спать. Вкололи успокоительное, и она заснула.

В сознание врезается слово «расплакалась». Резко выдыхаю. Хочу ее обнять и защитить. Понимаю, что прошлого не исправить, но желать этого не перестаю. Дальше догоняет мысль, что в сознание она приходила. Уже проще.

— А маска зачем?

— Обогащение крови кислородом. Это ускорит процесс выздоровления и возвращения к полноценной жизни.

Напряжение в груди спадает ещё немного. Ничего серьезного из серии «не может дышать сама».

— Долго спать будет?

— До утра точно, — наблюдаю, как он замеряет пульс, сам себе кивает и вносит очередную запись в карту.

— Как в целом состояние?

— Стабильно, как видите.

— Док, можно подробнее? — Начинаю терять терпение.

— Вывих голеностопного сустава, запястья. Наложили эластичные повязки. Множественные ушибы и ссадины, — монотонно перечисляет он, а у меня сжимается все внутри при очередном диагнозе, — ноге и руке нужен покой. Ушибы обрабатываем заживляющей мазью, скоро сойдут. В остальном оргазним в норме. Ну и сильнейший стресс, разумеется.

Вижу, все сам вижу. Киваю врачу, тот вешает карту на кровать Эстер и уходит.

В очередной раз звонит Себ, отхожу к окну и вполголоса рассказываю ему новости. Он обещает заехать утром, потому что Оливер не торопится его отпускать. Нужно ещё что-то заполнить, заверить и подтвердить. Мысленно радуюсь, что не я занимаюсь всей этой бумажной волокитой.

Дальше мы остаемся вдвоем. Сажусь рядом с кроватью Эстер. Беру в руку здоровую ладошку, переплетаю пальцы и в очередной раз зависаю на ней. До чего же она хрупкая, оказывается. Я раньше отмечал только, что она миниатюрная.

Эстер спокойно дышит, и, я надеюсь, спит без снов. Мне больно смотреть на повреждения на ее теле. В груди смешивается целый вихрь чувств — злость на Нильсона, волнение, вина, ответственность и щемящая нежность. В очередной раз ловлю себя на мысли, что хочу ее обнять и в очередной раз одергиваю себя, боясь потревожить. С ней все в порядке, убеждаю сам себя, опираясь на слова врача.

Ты только приходи в себя, Эстер. Остальное мы обязательно решим.

Глава 28

Йен

За ночь несколько раз приходит медсестра, проверяет показатели на приборах и уходит. А я пытаюсь работать, подрываясь каждый раз, как Эстер ворочается во сне.

Я достал из тумбочки несколько подушек и аккуратно положил ей под голову. Хочу, чтобы ей было комфортно. Вечером доставляют несколько букетов, потому что еще я хочу, чтобы ей было уютно. Не уверен, что завтра поедем домой, поэтому хотя бы так.

Заснуть не удается, а бесконечно таскать в голове произошедшее бессмысленно, потому что все уже случилось. На данный момент я сделал все, что мог. Пока Эс спит, я изучаю ее медицинскую карту вдоль и поперек. Ничего серьезного не диагностировали. Все, как и сказал врач. Когда я уже почти наизусть запоминаю показания и делать становится совсем нечего, иду в машину за ноутом, сменной одеждой и сажусь работать.

К утру клонит в сон. Дремлю пару часов, а когда персонал начинает активничать в коридорах — иду в душ и переодеваюсь. Потом спускаюсь за кофе, а возвращаясь, вижу, что Эс не спит, а сидит на кровати. Маску сняла, и ощупывает свое лицо.

— Детка, — сам не осознаю, как отставлю стакан с кофе на столик, шагаю к ней и обнимаю. Прижимаю за голову к груди, улавливая запах лекарств. Она ощущается очень маленькой в моих руках. Отстраняюсь и заглядываю в глаза. — Как чувствуешь себя?

— Болит рука, нога и лицо, — тихо отвечает, поднимая на меня взгляд.

А у меня внутри все в очередной раз сжимается, когда смотрю на перебинтованные запястье и синяки на красивом лице.

— Врача позвать?

— Да нет, я думаю, мне уже сделали все, что могли. Мне сказали вчера, что все более-менее в порядке. Пить только хочу.

Разворачиваюсь, наливаю ей воды и подаю стакан. Смотрю на нее во все глаза, со страхом уловить признаки ухудшения состояния. Но ничего