Личный медиум для темного лорда - Елена Михайловна Малиновская

– Какое-то время Доминик пытался держаться на плаву. Распродавал вещи, брал в долг у знакомых, уверял, что отец вскоре остынет и все станет, как прежде. Однако как прежде так и не стало. Мы, его друзья, конечно, пытались ему помогать. Но одно дело – помогать. И совсем другое – содержать полностью. К тому же сильно раздражало то, что Доминик принимал это как должное и требовал все больше и больше. Знаю, что Дагмер предлагал ему должность в полиции под своим началом. Небольшую, конечно, но надо же с чего-то начинать. Однако Доминик с негодованием отказался. При этом брякнул что-то вроде того, что работают только дураки. А умные люди наслаждаются спокойной вольготной жизнью. Собственно, сразу после этого спокойная вольготная жизнь у него и закончилась. Мы к тому моменту уже были в ссоре. И Дагмер, по сути, оставался единственным, кто еще как-то помогал ему с деньгами и жильем. Но после таких слов и он указал Доминику на дверь.

Максимилиан отпил из бокала еще. Монотонно забарабанил пальцами по столу, показывая, что его история завершена.

Я не торопилась прервать затянувшуюся паузу, силясь осмыслить услышанное и понять, что же меня во всем этом насторожило.

Взгляд сам собою то и дело возвращался к письму.

Максимилиан прав. Легко решить, что его написала Эстер. Инициалы ее. Но какое отношение она может иметь к наследству Доминика?

– Как понимаю, отец Доминика еще жив? – поинтересовалась я.

– Нет, неправильно понимаешь, – возразил Максимилиан. – Собственно, это вторая причина, по которой я решил, что послание принадлежит перу Эстер. Видишь ли, лорд Арчибальд Клейд крайне негативно воспринял известие о том, что моя свадьба была сорвана во многом по вине Доминика. Я, конечно, в жилетку ему плакать не бегал, но весь высший свет не один месяц судачил, с какой такой стати я бросил невесту у алтаря. И, как я уже говорил, Эстер не считала нужным скрывать свою интрижку от кого бы то ни было. Слухи докатились и до Арчибальда. К тому моменту он уже стал счастливым отцом сынишки от Эмилии. Последняя тоже не стала упускать удобного момента и хорошенько накрутила супруга. В итоге тот во всеуслышанье отрекся от сына, вычеркнув его из завещания. А через пару месяцев умер, оставив все свое немалое состояние Эмилии и второму ребенку.

– То есть, Доминик обвинял Эстер в том, что лишился наследства? – уточнила я.

– Да он всех подряд в этом обвинял, – фыркнул Максимилиан. – К моменту смерти лорда Арчибальда ему грозила долговая тюрьма из-за множества просроченных залогов и кредитов. Выручил его Дагмер. Выкупил все закладные, но строго-настрого предупредил, что это последний раз, когда он приходит ему на помощь. Да и то бескорыстным его поступок назвать вряд ли можно. Доходили до меня слухи…

Максимилиан осекся. Еще быстрее и как-то нервно забарабанил пальцами по столу, почему-то не желая закончить фразу.

– Как ты это делаешь? – неожиданно выдохнул он с какой-то непонятной смесью ужаса и восторга.

– Что я делаю? – растерянно переспросила я.

– Почему я в твоем присутствии так легко рассказываю о том, что знать тебе совершенно необязательно? – Максимилиан внезапно подался вперед и вперил в меня немигающий взор.

Немедленно в висках не сильно, но ощутимо закололо. Я тихонько ойкнула и поднесла руки к голове, опасаясь, что в любой момент неприятное чувство перерастет в настоящий приступ боли.

– И это я замечаю уже не в первый раз. – Максимилиан как будто не обратил внимания на мою страдальческую гримасу. Однако колоть в висках стало значительно меньше. – В карете, например… Да и при визите к Эстер. Она ведь тоже сегодня была удивительно разговорчива и откровенна. И это несмотря на присутствие постороннего человека. Даже Дороти какого-то демона рассказала тебе о том, что у ее дочери были отношения со мной, хотя это не в ее характере. Почему так, Хельга?

Последнюю фразу он выдохнул с таким жаром и негодованием, что я невольно сжалась. Так и почудилось, будто сейчас он перегнется через стол, схватит меня за грудки и как следует встряхнет, возможно, даже отвесит звонкую оплеуху. А потом будет трясти и трясти до тех пор, пока я не дам ему ответа.

Беда лишь в том, что я понятия не имею, что сказать в свое оправдание.

– Я правда не понимаю, о чем вы, – робко пролепетала я, смущенно потупившись.

Несколько минут я ощущала тяжесть его взгляда. Видимо, лорд Детрейн внимательно рассматривал мою повинно склоненную голову. Затем это чувство ушло, и я украдкой перевела дыхание, обнаружив, что некоторое время не дышала вовсе.

– Ладно, потом вернемся к этому вопросу, – с глухой угрозой пообещал Максимилиан. – Но это любопытно. Даже очень.

Я осмелилась бросить на него быстрый взгляд из-под полуопущенных ресниц. Тут же вновь опустила глаза. Но даже за этот краткий миг увидела достаточно. Лорд Детрейн не выглядел рассерженным. Скорее, озадаченным. И это радовало.

Жаль только, что я не узнаю, что же лежало в основе щедрого поступка Дагмера, спасшего друга от долгов.

– Уж коли я начал, то закончу, – в этот момент проговорил Максимилиан мрачно. – Сам не люблю, когда бросают на полуслове. Будет мне урок на будущее, что в твоем присутствии стоит следить за языком. – Тяжело вздохнул и вернулся к тому моменту в своей истории, на котором прервался: – Так вот. До меня доходили слухи, что Доминик имел наглость надавить на Дагмера. Мол, Эстер была настолько беспечна в их отношениях, что забыла про осторожность. И Доминик имел возможность сделать множество пикантных магиснимков. Он, конечно, как хорошо воспитанный мужчина никогда и никому их не покажет. Но в жизни всякое может случиться… Особенно если вдруг он попадет в тюрьму и не сможет следить за своим имуществом должным образом.

– Вот ведь гад! – вырвалось у меня, когда я осознала, что Доминик самым прозаическим образом шантажировал Дагмера. Максимилиан в веселом изумлении высоко поднял брови, и я немедленно извинилась: – Ой, простите. Это я случайно.

– Я уже сказал тебе, что ты слишком часто извиняешься, – напомнил лорд. – И это действительно начинает бесить. Как бы то ни было, но я вполне поддерживаю твое мнение. Доминик на самом деле был преизрядным гадом. Бедность совершенно испортила его характер. Но – вот ведь удивительная вещь! – долго на него сердиться было невозможно. Он обладал каким-то феноменальным очарованием. Одна его улыбка – и вся злость на него улетучивалась без следа.