Семь лет между нами - Эшли Постон

А потом случилось самое худшее. Самое страшное, чего я так боялась.

Он улыбнулся. Идеально ровно, идеально белоснежно, идеально отрепетировано — как и я. И протянул руку через стол.

— Уверен, десерт выглядел бы на вас потрясающе. Я — Джеймс. Но Джеймс — это имя моего деда. Друзья зовут меня по второму имени — Айван.

Я пожала его руку. Шершавая, теплая, покрытая шрамами. Их стало намного больше за эти семь лет. Последний раз, когда я чувствовала эти руки, они обнимали мое лицо, его большие пальцы нежно скользили по моим скулам, будто я — произведение искусства…

— Как бы вы классифицировали своего будущего публициста? Друг? — спросила я.

Его агент расхохоталась.

— Она мне нравится!

Джеймс Эштон чуть усмехнулся. Легкий сбой в идеально выверенном образе.

— Посмотрим, Клементина, — ответил он и разжал пальцы.

— Клементина — старший публицист в Strauss & Adder. Она фактически управляет всем отделом PR, когда Ронда в отъезде. В прошлом году Publishers Weekly отметили ее как восходящую звезду. В общем, любая книга в надежных руках, если она занимается ее продвижением.

— В этом я не сомневаюсь, — сказал Айван-Джеймс — и перевел взгляд на Дрю. При этом его осанка изменилась, он чуть подался вперед. — Расскажите мне о Strauss & Adder.

И Дрю начала рассказывать — об истории компании, наших авторах, принципах работы. Она с увлечением говорила о своей команде, о том, как мы можем способствовать его карьере, показывала слайды успешных книжных запусков за последние годы. Джеймс внимательно слушал и задавал продуманные вопросы: о ее методах редактуры, об ожиданиях от его кулинарной книги, о процессе превращения черновика в финальный вариант.

Я, должно быть, слишком пристально на него смотрела, потому что в какой-то момент он поймал мой взгляд. Две секунды. Три. Свет от экрана PowerPoint делал его глаза еще ярче, серыми, как осеннее небо, идеально подходящее для пряного чая и объемных шарфов.

И от того, как он на меня смотрел, у меня горело в животе.

Он не мог помнить меня после тех выходных. Прошло семь лет, и за это время он встречал звезд куда ярче меня.

Затем он снова отвел взгляд, вернувшись к потоку цифр и прогнозов, и кивнул, слушая воодушевленную презентацию Дрю. То, как она говорила о своей работе, о своих авторах, — сразу было ясно, что она это любит. Любит помогать творческим людям сажать семена идей и смотреть, как они превращаются в удивительные проекты. И ее послужной список говорил сам за себя. В основном она работала с мемуарами и историческим фэнтези, но действительно восхищалась тем, как он пишет, и его рецептами.

— И я хочу помочь вам поделиться ими с миром, — заключила Дрю, выключая проектор. — Думаю, мы могли бы стать отличной командой.

— Это просто замечательно, — отозвалась его агент, и я не смогла понять, удалось ли Дрю расположить к себе Джеймса Эштона или нет. А вот его агент вообще невозможно было прочитать. Она сделала легкий жест рукой в нашу сторону. — Джеймс, вы хотите начать, или мне начать?

Джеймс выпрямился, сцепил длинные пальцы перед собой на столе.

— Я начну, спасибо, Лорен, — произнес он ровным, спокойным голосом и перевел свой серо-каменный взгляд на Дрю. — Я считаю, что еда должна быть опытом.

Я тут же выпрямилась. Я знала, что будет дальше. Знала, что он скажет про любовь в шоколаде, про уют в сливочном масле, про поэзию в специях — и, наверное, впервые с момента нашей встречи меня это по-настоящему обрадовало. Потому что это значило, что он не так уж изменился. Что лучшие его части все еще…

— Любой может сделать сырный тост, любой может приготовить томатный суп, и с нужными инструментами, я уверен, любой сможет сделать это хорошо. Важна подача, — уверенно продолжил он. — Важен навык. Важно, как ты создаешь свое кулинарное искусство, ведь именно это делает блюдо по-настоящему запоминающимся.

Я вспомнила бутерброды с арахисовой пастой и джемом, которые делала моя тетя, и как Айван, которого я знала, тогда сказал, что это…

— Идеальная еда, — закончил он.

Нет. Нет, это было не так.

Я быстро опустила взгляд на распечатанное предложение передо мной. Дрю мягко улыбнулась мне, и я улыбнулась в ответ, кивнув, надеясь, что не выгляжу слишком растерянной.

Опыт? Навык? А как же воспоминания, истории — то, что делает еду особенной?

— Как вы могли заметить из нашего предложения, — продолжил он, — я ищу издательство, которое предложит столько же, сколько могу предложить я — будь то моя аудитория, связи в медиа, влияние в сети, — все это подробно изложено в документе. Эта книга рецептов выйдет одновременно с открытием моего ресторана в НоХо. В ней будут сезонные блюда и новые рецепты для тех, кто ищет интересные вкусы, и она стремится передать, что делает еду по-настоящему совершенной.

И в этот момент он украдкой посмотрел на меня.

Я не смогла встретиться с ним взглядом.

— Это очень хорошая идея для кулинарной книги, — сказала Дрю, нервно теребя уголок предложения. — И с идеальным фотографом мы сможем сделать страницы буквально живыми — вместе с вашими небольшими комментариями перед каждым блюдом, разумеется. Как в вашей статье для Eater.

— Рад, что вам понравилась статья, — ответил он с легкой улыбкой. — Я писал ее несколько лет назад.

И я задумалась, остался ли в нем хоть какой-то след того автора, потому что Дрю этого не сказала, но я отчетливо это слышала: в этом предложении было что-то… отстраненное. В нем чувствовалась полировка, но не было души. Все выглядело так идеально, что казалось почти недоступным. В той статье он вдохновенно говорил о еде, которая дарит уют, но здесь этого не было. У кого вообще дома хранится сухой лед для лапши? Или кто тратит три дня на приготовление соуса, чтобы потом просто капнуть его на стейк?

Я начинала понимать, почему Дрю сказала, что статья важнее. Тепло, забота, живость, которые были в ней, совсем не сочетались с этой безупречной, но холодной презентацией.

Всего шесть недель назад, или семь лет, если уж на то пошло, он с горящими глазами рассказывал мне про рецепт фахитас своего друга и про деда, который никогда не готовил один и тот же лимонный пирог дважды. Вот этот человек написал статью для Eater. А не тот, что сидел перед нами.

И его рецепты тогда не были спрятаны за невидимой стеной мастерства, недоступной для тех, кто