Фрейлина - Тамара Шатохина

Тоже в завивке и корсете под военной формой. И тоже очень интересного внешне, хотя Бобринскому он проигрывал, как и Дубельту… Кажется, сейчас я понимала, почему мысленно сравнивала всех с ним — он первым тут произвел на меня настолько сильное впечатление. И, кажется, воспринимался теперь эталоном. Ну и мрачность на молодом лице… нетипичная. Загадочная, таинственная? И опасная, кажется, для меня. Слишком часто о нем думаю, вспоминаю в неподходящий момент…

Фредерик Август… цу?

Я нечаянно зависла, соображая — не послышалось?

— Вы что-то хотели сказать, спросить? — вежливо поинтересовался мужчина.

— Нет. Нет… простите. Не стану вам мешать.

Когда мы уже отошли, я почему-то шепотом спросила у Елизаветы Павловны:

— А… «цу» что означает? Простите мое невежество.

— Оно простительно, мы не можем знать всего на свете. «Цу» переводится в значении «в». Что означает — эти земли до сих пор находятся во владении рода. Хотя… — задумалась она, — если с принцем Гогенлоэ-Эринген, представителем короля на будущем бракосочетании, мне все ясно, то этот его родственник… Он ведь не рожден в Эрингене, непонятно тогда — почему Гогенлоэ? А еще я заметила… ты совершенно зря засматриваешься на него. Хорош собой — бесспорно, но имеет отношение к правящему роду. Родственник дальний и сын младший… но все же принц.

— Князь то есть, по-нашему, — соображала я.

— Таисия… род твоей матери может быть даже более древним, но ты не урожденная Тромменау.

— А род Шонуровых-Козельских? — было мне интересно.

— Равен. Или даже превосходит эту линию… не совсем уверена. Но это не так и важно, — недовольно заключила она, — титул утерян. Поспеши по своим делам!

Я поспешила…

Умная женщина. Но на счет Константина говорила ерунду. Дела сердечные здесь очень в моде, особенно у дам, вот и воспринимают любой намек… А его нет. Высочество… он будто с парадного портрета сошел: отстранен, вежлив, подтянут. Держит себя в руках даже когда наорать хочет — заметно же. Протокольный весь до скрежета зубовного.

А вот Загорянский — возможно. Улыбался мне с явным намеком на симпатию, в разговоре откровенно заигрывал. И взгляд, которым окинул меня, когда мы вошли — в нем точно был мужской интерес.

Сделав свои дела и вымыв руки, я внимательно рассматривала себя в зеркале туалетной комнаты. Реально — я могу заинтересовать мужчину?

Когда-то была уверена в обратном и перенесла, наверное, ту свою уверенность на себя нынешнюю. Так может я ошибаюсь, а Елизавета Павловна права?

Зеркало могло искажать, явно же у них здесь не точное производство. Потому что мне казалось — Таисия изменилась: четче обрисовались скулы, совсем исчезла детская припухлость щек. Худею? Недоедаю точно — то некогда, то, как слону дробина… Съела бы всю рыбину, а дают кусочек. А сегодня похоже совсем без обеда осталась.

Лицо больше не казалось длинным — я сохранила привычку жестко поджимать губы и вчерашний пухлый бутон таковым уже не выглядел. Просто небольшой аккуратный женский рот. Линия челюсти тоже подобралась благодаря этой моей привычке. Челку бы на лоб да рот побольше… образцом женской красоты для меня всегда была Софи Лорен.

Собственное отражение заставило задуматься… и, кажется, все-таки главные изменения коснулись взгляда, он был серьезным и взрослым. Испуганным ребенком, как в первый день, я уже не выглядела. Может и правда когда-нибудь…

Может и правда у меня здесь сложится. С тем же Весниным — понравлюсь ему… Надежда есть. В любом случае, здесь не будет того отчаянья… когда я помнила, что не бывает некрасивых женщин, а бывает мало водки, и рискнула решить вопрос своей девственности. Хорошо, вовремя опомнилась… редкостная дура.

Во фрейлинской на меня удивленно посмотрела девица в красном бархате.

— Твое место возле Ее высочества.

Там уже есть две штуки, в голубом. Но надо, так надо. Заодно и с А-анной поздороваюсь.

На качелях теперь качалась она. Взглянула невинными глазами, улыбнулась смущенно-растерянно… Как в ней все это уживается? Непостижимо! Но проучить нужно, хоть как-то.

Встав с другой стороны качели, я нежно обвила руками опору и тяжко вздохнув, устремила тоскливый взор на беседку. Потом — в небеса, уныло протянув: — Эх… жизнь-держись…

— Тебя долго не было, Таис, ты расстроена. Что-то сложилось не так, твоему романсу отказано? — забеспокоилась Анька.

— Да что романс, Анни? Романс — ерунда. Вот Фредерик Август! Но он недосягаем для меня и Елизавета Павловна это подтвердила…

— Таисия, милая… — быстро подошла и обняла меня Варя, — любовь зла и редко бывает счастливой. Но как⁈ Ты полюбила с первого взгляда?

— Ну я же взрослый человек — как можно? Еще только он приехал, как только появился…

— Ах… и ты молчала все это время?

— Да мы только познакомились с тобой толком, Варя. И о чем здесь говорить? Я худею, не ем… но с чувствами обязательно справлюсь. Он никогда о них не узнает!

— Может стоит поговорить о них с Ее высочеством?

— Вот сейчас ей как раз до этого. Пройдет само, — махнула я рукой и сделала самые большие и самые жалобные глаза.

— Возможно ты преувеличиваешь свои чувства…

— Я их преуменьшаю!

— Она преуменьшает — да… — грустно подтвердила Анна, — так вот почему были те стихи…

Меня спасла Ольга. Я уже понимала — капитально переигрываю. Даже попадая в тон и стиль. Принято здесь так — постоянно кого-то любить, мечтать, обязательно страдать.

— Подойдите к нам, Анна, Таисия, Варя. У нас есть немного времени и… вот что — не знаете ли вы новых салонных игр? Жаль… Для шарад и живых картин нет времени. И я только рассказала Карлу про «сочини историю» и даже успела два раза выиграть. А Таис должна быть сильна в буриме́, не так ли?

— Только на русском языке, Ольга Николаевна, — честно предупредила я.

— Буриме́? Тогда и мы тоже участвуем, — раздалось откуда-то сбоку.

К нам подходили Константин и еще два морских офицера — Загорянский и второй, щелкнувший каблуками и бодро представившийся Артемием Тимуровичем Заверюгиным. Невысокий, симпатичный и лихой с виду парень, чем-то похожий на донского казака.

Скоро Шувалов ушел, наказав не задерживаться дольше нужного. Вставила свое и Окулова:

— Анна, Таисия, нам предстоит важный разговор. Впрочем, и с Варварой тоже. И стол должно́уже будет накрыт… постный.

— Благодарим… будет сделано, Анна Алексеевна, — присела Варя.

Окулова еще осталась посмотреть,