Ребенок для Азата - Мария Зайцева

— Не сошла! — Наира с досадой сжимает пальцы, смотрит на меня в упор, в глазах — отчаяние на все готового человека, — я слышала! Случайно. Ты забыл отключить телефон, я слышала ваш разговор с Саюмовым! О том, что, когда я тебе надоем, можно меня отправить в горы, а нашего… — тут она словно воздухом захлебывается, сглатывает, мучительно медленно, но затем продолжает, — нашего ребенка… в пансионат…

— Наира… — я не верю своим ушам, лихорадочно пытаюсь припомнить этот момент… И не помню его! Вообще не помню! Столько всего произошло, столько разговоров было с Саюмовым до и после этого всего, что все смешалось, растворилось во времени! — Я… Я так не мог сказать! Я никогда не думал так! И не хотел! И не предполагал! Ты точно правильно все слышала?

— Да, — упрямо сжав губы, настаивает она, — вы говорили обо мне! Упоминали мою фамилию! Не надо сейчас отпираться!

— Наира… — я не знаю, что сказать. И не понимаю, как могу ее переубедить в том, чего не делал! Чего даже не помню! Мы говорили с Рахметом, много говорили, но чтоб о Наире? Да я бы за одно только предположение в то время, что моя сладкая девочка может надоесть, что ее надо куда-то там отправлять, без разговоров бы ударил! Даже Саюмова! Не могло быть такого! Не было!

— Что, “Наира”? — горько улыбается она, — я тогда тоже не поверила сначала… Я была раздавлена. Если бы мне просто кто-то сказал, но ведь я тебя слышала… В вашей приватной беседе, где ты был достаточно откровенен. Для тебя это не было чем-то ужасным… Ты допускал это! Допускал! И тогда я поняла, что все это время жила в иллюзиях. Любви, безопасности, счастья…

Она распаляется, невольно придвигаясь все ближе, в голосе ее слышу боль и гнев.

Смотрю, не отрываясь, ошарашенный переменами. Сейчас это не моя сладкая Наира, послушная девочка, и не чужая, далекая женщина, мать чужого ребенка, жена другого мужчины. Это — страдающая, очень обиженная девушка. Невероятно привлекательная в своем гневе. Хочется потянуть ее на себя, сжать, наконец, сильно-сильно, успокоить, утешить, поцеловать… Она так близко, так тяжело сдерживаться и не осуществить свое желание, просто в очередной раз заменив душевное телесным.

Но нельзя. Нельзя. Мы, наверно, впервые за все время нашего общения разговариваем. Исключение — та пара суток в пещере, ставшей нашей свадебной сказкой.

Но тогда мы просто узнавали друг друга, просто разговаривали обо всем на свете, я стремился ее развлечь и утешить, отвлекая от жутких мыслей. И хорошо очень отвлек в итоге.

Но сейчас этот способ не пройдет.

Мы выросли. И очень сильно изменились. Особенно, она.

А я… Я теперь меняюсь, рядом с ней. И не уверен, что эти перемены к лучшему.

Глава 37

— А в итоге их не было… — горечь на языке не дает высказать все, что думаю, все, что внезапно оказывается в голове, — ни любви, ни счастья, ни безопасности… Я, оказывается, все время своего замужества находилась под ударом.

Азат не отвечает, смотрит тяжело, на лице — ни одной эмоции, только кулаки все сильнее сжимает.

А я ощущаю внезапно невероятную легкость. Я ему все скажу сейчас. Просто скажу.

Если он в самом деле не помнит того разговора, а я не исключаю этот вариант, потому что для Азата с Рахметом это была обычная послеобеденная беседа, двое мужчин разговаривали про жизнь и их отношение к ней… Я же тоже не все свои разговоры с Лаурой помню. А там я запросто могла что-то такое высказывать…

Так что, даже если он не помнит этого всего, я свои мотивы ему объясню.

В конце концов, тот разговор был всего лишь катализатором. Ключевым моментом. Но, помимо него, было много чего еще.

Он не помнит? Я напомню!

— Ты меня вроде бы услышал там, в пещере… И к тому же… Там ты был другим. И я поверила не Зверю, жестоко играющему со мной. Нет, я поверила тому смелому и спокойному мужчине, в котором почувствовала опору и безопасность. И поняла, что совсем не так его себе представляла. Потом, после того, как нас спасли, я жила в каком-то полусне, в трансе… И тебя не было никогда, чтоб меня из этого транса вывести. Ты помнишь нашу жизнь, Азат?

Кивает, глаза на секунду прикрывает, кулаки сжимает и разжимает…

А я продолжаю. Чем бы это все не закончилось, я выговорюсь.

— Ты работал, приходил домой и уносил меня в спальню. И там мы не разговаривали, Азат! А утром ты уходил работать. На все мои вопросы о наших планах, о будущем, ты отговаривался чем-то вроде: “это не должно тебя волновать, сладкая” и “это мужские дела, сладкая”. Понимаешь? Ты меня сознательно отгораживал! И словно забыл то, что я тебе говорила о себе в пещере! Я не хочу жить, как моя мама, мои сестры, мои тетки! Не хочу! Я хочу работать, хочу развиваться! Хочу быть свободной, в конце концов! А ты мне не позволял и шагу ступить! Если я куда-то ходила, то только с твоей мамой… Хорошо, хоть виртуальное общение мне оставил!

— Наира…

— Нет, я договорю. Азат, тот подслушанный разговор… Он был катализатором. Я сидела дома, ждала тебя бесконечно и постоянно спорила сама с собой, убеждала себя, что все хорошо. Ведь главное, что ты меня любишь, что никогда не оставишь, от всех защитишь… Ты ведь защищал… Я была тебе так благодарна… И за это одно готова была смиряться, терпеть, надеясь, что привыкну. Или что со временем ты позволишь мне если не работать, то хотя бы заниматься чем-то полезным, например, вести какую-то благотворительную деятельность… Я на все была готова, потому что… Ох… Потому что испытывала к тебе чувства, Азат. К тебе, такому, каким ты был в пещере, и потом, со мной. Но оказалось, что у тебя двойное дно.

— Это не так, Наира… — он качает головой, хмурится, кажется, даже злится на меня.

Конечно, мужчины не любят всякие проявления эмоций, считают их слабостью. И даже разговоры про это не любят. Но я не могу остановиться, у меня словно заслонка открылась, запирающая все бушующие столько времени страсти.

— Это так. Ты меня видел своей женой, послушной, тихой, красивой. Ты так радовался, когда узнал, что я чистая, что не обманывала тебя! А я порой думала, что было бы, если б… Если б я позволила кому-то до свадьбы? Здесь это не считается грехом, Азат.

— Не