Триумф в школе Прескотт - Кейтлин Морган Стунич

Маленький, резкий вздох вышел из горла Берни, и я закрыл глаза от удовольствия. Когда я поднес ее запястье к своим губам, она позволила мне это сделать. Осторожно, нежно, я разжал несколько своих пальцев, обнажив часть запястья, покрытую чернилами.

Там была маленькая татуировка — книга с парящим над ней пером. Уголок моего рта непроизвольно дрогнул. Ах, это клишированное тату мечтателя! Ничто прежде не казалось мне столь прекрасным. Проблема таких мечтателей в том, что их иногда посещают глупые мысли о собственной заурядности.

На самом деле, меня влекло к этой девушке, как подпадающую звезду — ночное небо.

Некоторые вещи необратимы.

Это одна из них.

— Дай забыть уста твои6, — прошептал я, снова целуя ее пульс. Она попыталась отнять руку, но мои пальцы снова сжались, ногти впились в ее плоть. — Что клялись мне в любви.

— Думаю, я больше забочусь о крошечном скоплении клеток, которые я только что потеряла, чем моя мать когда-либо заботилась обо мне, — Бернадетт замолчала, и на этот раз, когда она попыталась оттянуть руку, я позволил ей.

По мне пронеслась та старая, знакомая паника, но я притупил ее. Бернадетт куда важнее, чем любые страх или колебание, которые я мог чувствовать.

Четыре месяца назад, если бы мы были здесь, занимаясь этим, я бы шептал, ужасные вещи ей на ухо и наслаждался бы видом, как ее лицо омрачалось злостью. Потому что это значило, что та странная сила притяжения между нами, это странное влечение, которое никогда не исчезнет, может быть разрушено. Или, как минимум, растянуто. Она могла бы уйти и прожить жизнь в неведении и блаженстве.

Но это…это было ничем иным, как страстью и ядом.

Я потянулся к плечу, схватился за футболку и снял ее через голову, отбросив в сторону. Потянулся правой рукой назад и выключил свет. Каждое движение причиняло боль. Не было не единой части меня, что сейчас не прибывала в ужасе. И все же я позволял именно этому страху из всего остального поглотить меня, и больше не позволю ему это сделать. Никогда Бернадетт нуждалась во мне.

— Что ты делаешь? — спросила Берни, пока я снимал штаны и залезал в ванну, скользя обнаженным телом по ее мокрой коже. Мне всегда было интересно, в чем суть этих больших ванн. — Оскар…, — заговорила она, потянувшись вниз и переплетя свои пальцы с моими.

Ее жар сжигал.

— Понятия не имею, — сказал я, мои губы были прижаты к внешней стороне ее шеи. Там был засос. Я уставился на его форму и представил, что он казался знакомым. Я оставил его. Она наконец-то вставила пробку, и ванна наполнилась водой, которая по сравнению с ее кожей казалась едва теплой. — Это все для меня в новинку. Ты, кажется, нормально справляешься с этим. Почему бы тебе не рассказать мне?

Минуту она оставалась неподвижной, а затем спиной прижалась ко мне.

Спустя минуту, клянусь, я почувствовал ее улыбку. Я определенно слышал, как она заговорила.

— Дай забыть лучи очей,— пробормотал она, персиковое мыло плавало в ванне и ударялось об мою руку, пока она обвивала ее живот. — Утренней зари ярче.

Мой рот изогнулся в неуверенном роде улыбке.

Мы не должны были улыбаться.

Нашу школу обстреляли.

Эта девушка страдала.

Мы с большой вероятностью умрем раньше выпускного.

Это то, чего я всегда боялся. В тот момент, клянусь, я это чувствовал, эту тень, падающую на нас обоих, как тень чего-то нездорового, пробирающегося внутрь. Мои глаза закрылись, и я прижал ее еще ближе.

Вот, почему я улыбался

Потому что вы познаете настоящие сожаление, когда уже становится слишком поздно. Сейчас я хотел улыбаться, просто на всякий случай. На случай, если один из нас не выживет. На случай, если никто из нас не выживет.

— Думаешь, сломленные люди иногда хорошо подходят друг другу? — рассеяно спросила она, ее волосы щекотали мою обнаженную грудь. Мой член был твердым, как камень, но это меня и раздражало больше всего. Я не мог контролировать кровь, приливающую к нему каждый раз, когда видел Бернадетт, но сейчас определенно было не время. Ей нужен был покой и уважение, а не мужчина с настолько маленьким количеством самоконтроля, что он боялся трахать ее, потому что мог убить. — Как бы, их зазубренные края могут подойти друг другу и соединиться в одно, чтобы они больше не чувствовали себя такими сломленными?

Я замер, слушая, как она водила пальцем по воде.

— По крайней мере, когда я с тобой, я не так сильно жажду смерти, как когда я один, —нежно гладил пальцами вниз по ее животу, рассеяно размышляя, что бы я подумал, если бы она все еще была беременна. По большему счету, думаю, мне было бы ее жалко. Потому что она не хотела ребенка. Она не должна хотеть ни одного из нас. Но мы принадлежим ей. И я…был неподобающе взволнован, почти до неприличия. Вот, почему, я всегда спрашиваю об этом. Потому что я хотел знать. Потому что я отчаянно хотел сотворить что-то ужасное и принять свой эгоизм. Вот только я не сделал. Не с Бернадетт. — Ты не заслуживаешь этого бремени, но так обстоят дела. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить этот груз.

— Я не ощущаю это как бремя, — Бернадетт поднесла мою руку к своим губам и поцеловала мои мокрые костяшки.

Я вздрогнул, моя кожа покрылась мурашками, и я снова закрыл глаза, смакуя это ощущение.

— Тогда у тебя плечи сильнее, чем у многих, — я поднял руку и взял ее за подбородок, используя ощущение ее, чтобы увидеть, когда мои глаза могли разглядеть лишь глубокие тени в ванной. Мои губы с легкостью нашли ее, даже в кромешной тьме. Они так же могли быть нарисованы. Я не мог бы быть более очарован, даже если бы меня призвали, ужасного демона из самых отвратительных глубин мира. И вот он я, во всей моей ужасной красе. — Но поцелуй прошу отдать, — прошептал я напротив ее губ, немного