Используемая единорогом - Эми Райт

— Пинок! Это…?

Сапфи с криком вскакивает, и Боаз обнимает медсестру, которая тихонько пискнула.

Я улыбаюсь Джейд, когда она хмуро смотрит в воду, не встречаясь ни с кем взглядом.

— Ты сделала это.

Она поднимает взгляд, и в ее глазах стоят слезы, когда она качает головой.

— Это сделал ты. Не я.

Затем она бросается в мои объятия, и меня захлестывает приливная волна воды и моя рыдающая связанная пара.

В конце концов, она поднимает взгляд. Не думаю, что когда-либо видел ее такой нерешительной. Она поднимает взгляд на мой лоб и морщится.

— Но твой рог…

— Я должен был, — это чистая правда. Нет ничего, чего бы я не сделал, чтобы помочь своей паре и своему жеребенку. Нет, если это в моих силах.

— Но он даже не твой.

Сперва мне немного больно — но я вспоминаю, что она человек. Они видят все иначе, чем мы. Я обхватываю ладонью ее щеку и пытаюсь выразить словами то, что чувствую.

— Он мой. Ты часть стада. Это значит, что и он тоже. Это особенность единорогов, но это нечто большее. Джейд, я люблю тебя. Каждую частичку тебя. Твою ворчливость, и твою энергию, и твою храбрость. Я люблю ребенка, который растет внутри тебя и разделяет с тобой частичку тебя. И я всегда буду любить вас обоих. Он заслуживает всего, что у меня есть.

Она обнимает меня за талию и прижимается щекой к сердцу.

— Ты действительно имел в виду все эти слова на церемонии, да? — она фыркает. — Ну, я тоже так думала, и я тоже тебя люблю. Прости, что подвела тебя.

Я немного отстраняюсь, чтобы посмотреть ей в лицо.

— Ты меня не подвела. Ты никогда не смогла бы.

Она качает головой.

— А что, если ты израсходовал весь свой аликорн, и будут еще дети, которым он понадобиться?

Я улыбаюсь ей.

— Вот почему мы стадо, — я вижу, как понимание появляется на ее лице, когда я произношу эти слова.

Она смотрит через мое плечо. Я знаю, что она смотрит на Боаза и Сапфи.

— Вы не сердитесь? — спрашивает она.

— Конечно, нет, — Сапфи перегибается через край лечебного бассейна, чтобы коснуться руки Джейд. — Стирлинг прав. Мы — стадо. Вместе нас достаточно.

Джейд кивает, шмыгая носом.

— Кажется, теперь я поняла. Простите, что я такая упрямая, и это заняло у меня так много времени.

ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

Стирлинг

Я зажигаю последнюю фальшивую свечу, когда Сапфи крадется вниз по лестнице с улыбкой на лице.

— Наконец-то она заснула. Пора веселиться!

Глухой удар наверху заставляет нас обоих вздрогнуть. Боаз сбегает вниз по лестнице с виноватым выражением лица.

— Извините. Извините. Я зашел проверить, как Блисс, и задел прикроватный столик, но все в порядке. Она не проснулась. Ооо, гости пришли!

Я собираюсь выглянуть в окно у входной двери, но, поворачивая голову, замечаю Джейд на лестнице и вынужден обернуться, чтобы рассмотреть ее как следует. Платье, которое она выбрала для сегодняшнего вечера, больше похоже на несколько тщательно подогнанных полосок белой ткани. Они дразняще ложатся на ее плечи и на каждый сосок, прежде чем встретиться над животиком, едва скрывая темно-коричневые круги ареолы. Ее красивый округлый живот выпирает, почти полностью скрывая ткань на киске. Она выглядит как какая-то богиня, вышедшая прямо из мифа, когда спускается по лестнице, пристально глядя на меня.

Я сглатываю.

— Боже, ты выглядишь… — я даже не могу подобрать слова, чтобы передать то, что хочу сказать.

Она смеется, обвивает руками мою шею и тянется, чтобы нежно поцеловать меня.

— Сногсшибательно? Великолепно? Сексуально?

— Да. Все это. Все. Ты — это все.

— Ммм, — Сапфи отстраняет Джейд от меня, чтобы оглядеть ее с ног до головы. — Стирлинг прав. Беременность тебе идет.

— Ооо, не уверена насчет этого. Думаю, я буду рада, когда она закончится, но спасибо тебе.

Она протягивает мне маленький бархатный мешочек, и я беру его. Он тяжелее, чем я ожидала. Когда я открываю его, то нахожу богато украшенный позолоченный колпачок для рога с тисненым по металлу цветочным рисунком.

— Джейд, тебе не следовало этого делать.

Она берет меня за руки и смотрит очень серьезно.

— Детка, ты видел, сколько денег Рин перевел на мой счет? Я должна была что-то сделать для тебя, просто чтобы чувствовать себя менее виноватой. Кроме того. Ты этого заслуживаешь. Чего-то особенного, чтобы показать тебе, как много ты для меня значишь.

Я опускаю голову, и она накручивает новый колпачок на обрубок моего рога. Я выпрямляюсь. Она проводит руками по моей груди.

— Великолепно.

Прибывают первые гости, и Боаз открывает дверь, чтобы поприветствовать их. На какое-то время мы все погружаемся в обязанности хозяев.

Позже я сижу в гостиной с бокалом любимого напитка и смотрю, как Джейд танцует с соблазнительной сиреной, чьи длинные вьющиеся рыжие волосы потрясающе смотрятся на фоне переливающихся голубых крыльев. Мой член приподнимается и реагирует на эту картину. В конце концов, мы только начинаем. Джейд сосала у меня раньше, но я остановил ее, прежде чем она заставила меня кончить. Я с нетерпением жду возможности посмотреть, как долго смогу продержаться.

Она тянет свою новую подругу к дивану, на котором я сижу. Они падают на мягкие подушки, и я издаю стон, когда Джейд тянется ко мне, и я двигаюсь, чтобы она могла ласкать мое бедро. Член дергается и наливается.

Я практически чувствую, как возбуждение Джейд возрастает на ступеньку. Она забирается ко мне на колени и закидывает ноги на мои бедра, широко открываясь. Я притягиваю ее спиной к себе, прижимая пульсирующую эрекцию между нашими телами. Мучения того стоят.

Я нежно обхватываю чувствительные груди Джейд.

Вскоре она уже раскачивает бедрами. Боль в моих яйцах и жгучее удовольствие на головке члена, там, где он трется о кожу Джейд, — это сладкая боль.

Джейд откидывает голову мне на плечо.

— Ммм. Я люблю твой член. О, черт. Мне нравится, как ты наполняешь меня.

Я продолжаю массировать ее грудь, наблюдая, как напрягается ее тело, готовое к оргазму. Находясь на самом краю.

Джейд стонет.

Сирена нсмотрит, как я поднимаю Джейд и нежно опускаю ее на свой торчащий член. Мне приходится на мгновение сконцентрироваться, чтобы не кончить, когда ее влагалище сжимает меня. Наконец, я опускаю ее до конца, пока не оказываюсь внутри по самые яйца.

— О, черт, — в ней так хорошо, что я ничего не