Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли

Он осматривает меня с головы до ног и ухмыляется.

— Там и заработал этот шрам?

Я лишь киваю. Перед глазами тут же вспыхивает осколок памяти. Две маски. Два голоса. Поверь мне. Я резко трясу головой, гоня воспоминание, сердце уже колотится.

— Ага, вот оно что, — комментирует Арес, и я знаю, что сейчас последует очередная его мерзкая шутка. — Думал, кто ж тебя чуть не грохнул.

— Заткнись.

— Прости. Наверное, грубовато вышло.

— Более чем. И извинения твои липовые.

— Конечно липовые.

Я игнорирую. Может, он как Гермес: дашь поболтать в пустоту — и сам устанет.

— Никогда не думал набить поверх татуировку? Ну, знаешь, как в японской теме: берёшь бабушкин кувшин, грохнул его об пол, а потом склеиваешь и золотом заливаешь трещины — и он уже красивее прежнего, — выпаливает на одном дыхании.

На секунду мне даже смешно. Это звучит в стиле Хейвен.

— Может, когда-нибудь и сделаю.

Арес довольно кивает, будто раскрыл мне секрет жизни. Достаёт телефон, экран бьёт ярким светом.

— Почти два ночи. Сколько ещё ждать этого идиота?

— Не называй Ньюта идиотом, — осекаю я.

Мы какое-то время смотрим друг другу в глаза. Арес приподнимает бровь.

— Хочешь сказать, что он не идиот?

— Идиот, — признаю.

— Ещё какой идиот, — добавляет с ухмылкой.

И, странно, я тоже улыбаюсь.

Бросаю взгляд на Хейвен. Она всё так же спит, спокойно. Возвращаюсь к Аресу.

— Тогда зачем ты здесь? Хейвен для тебя никто.

Его кривая ухмылка мгновенно заставляет пожалеть о вопросе. Знал же, что он подбесит.

— Пока никто. А потом… кто знает? — подмигивает.

— Потом ты уже будешь трупом. Так что планы не строй.

Арес откидывает голову и заливается смехом. Я тут же прикрываю ладонями уши Хейвен, чтобы она не проснулась. Когда он наконец замолкает, я осыпаю его матом. Плохая идея: его это веселит ещё сильнее.

— Шучу, Хайдес, ты же знаешь, что я люблю только провоцировать, — фыркает Арес.

— Неправда, — бормочу. — Тебе нравится Хейвен.

— Чушь, — отрезает он.

Я усмехаюсь тихо, с растущей уверенностью.

— Если бы у тебя был шанс узнать её так, как я, ты бы в неё влюбился. Я уверен.

На этот раз он запинается. Крутит телефон в руках, делая вид, что ему всё равно.

— Возможно.

— Арес.

Телефон выскальзывает у него из пальцев и падает в траву. Он даже не подбирает.

— В любом случае тебе не о чем волноваться, — говорит наконец. — Потому что я здесь злодей. А злодей никогда не получает девушку.

— Я бы не был так уверен, — возражаю.

Конец фразы заглушает раскат грома, но Арес догадывается.

— Максимум у нас будет один злой перепих, и всё, — ухмыляется.

Я хватаю подушку и с силой швыряю ему в лицо. Попадаю точно в цель: голова откидывается назад, подушка валится на колени. Арес морщится и потирает нос.

— Смотри, если испортишь эту красоту, придётся возмещать ущерб.

Я натягиваю фальшивую улыбку и стараюсь придать голосу самый любезный тон:

— Пока что она — моя девушка. Моя.

Арес вскидывает брови.

— Ну, однажды она может бросить тебя и стать моей.

Спокойно. Не время устраивать драку.

— Если она настолько опустится, чтобы влюбиться в такого придурка, как ты, я уже ничего не смогу сделать. Но сейчас она со мной. Вбей это себе в голову, пока я не впечатал её в стену.

Не знаю, то ли я его действительно заткнул, то ли он просто бросил тему. Скорее второе, потому что вскоре снова слышу его голос:

— Можно взять одеяло?

— Нет.

— Я замёрзну до смерти.

— Тем лучше.

И наступает тишина. Четверть часа проходит в молчании. Арес включает на телефоне шоу про Кардашьян. Хватает ненадолго. Минут через тридцать глаза у него слипаются, он борется со сном и в итоге засыпает.

Оставив меня сидеть на спальном мешке рядом с двумя спящими и слушать, как Ким Кардашьян орёт на Хлою. Я дослушиваю ссору до конца, ошарашенный её глупостью.

— Конечно, права Ким, — бормочу и сам чувствую себя идиотом.

Тянусь за телефоном, блокирую экран, даже не закрыв приложение. Тратить время больше не хочу.

Арес спит с открытым ртом, сопит, из уголка губ тянется нитка слюны. Щекой он вдавился в землю, и стебель травы почти лезет в ноздрю. Его это явно не беспокоит.

Я придвигаюсь к Хейвен. Она дышит ровно, с чуть приоткрытым ртом. Убираю с её лица выбившуюся прядь и кончиками пальцев касаюсь виска. Мне хочется её поцеловать. До одури хочется. И в то же время — чтобы никогда не целовал. Чтобы никогда не встречал. Тогда бы она не оказалась здесь. Я испортил ей жизнь. А она сделала лучше мою.

— Ты не самая красивая часть меня, — шепчу, будто она может услышать. — Eísai to pio agnó kommáti mou. Ты — самая чистая часть. Нетронутая. Та, что достойна счастья и Рая. — Вздыхаю. — А я — самая тёмная часть тебя. Прости, Хейвен. Прости.

Я уже склоняюсь, чтобы поцеловать её в лоб, когда внезапный оглушительный вой раскалывает пространство. Сирена. Сирена лабиринта. Та самая, что завыла раньше, когда выпускали Минотавра. От её звука подскакивают и Хейвен, и Арес.

Мы вскакиваем. Я поднимаю Хейвен, она ещё сонная, но быстро приходит в себя.

— Что происходит? Что значит этот сигнал? — спрашивает, в её голосе и надежда, и страх.

Я смотрю на время. Четвёртый час. Ньют вошёл в лабиринт в полночь. Четыре часа — мало, чтобы уже выйти, но достаточно, чтобы не справиться.

В особняке зажигаются окна. Логично — сирена гремит без конца. Хейвен осторожно подходит к выходу лабиринта, и я борюсь с собой, чтобы не схватить её и не прижать к себе.

Гермес и Зевс появляются первыми, за ними остальные. Последними приходят Кронос и Рея. Оба в халатах, и сонное пробуждение на них никак не отразилось.

Глаза моего отца сияют зловещим светом. Я не понимаю, что у него в голове, когда он идёт к лабиринту. Но не к Хейвен: он даже не смотрит в её сторону. Останавливается у самой ограды и ждёт.

Мы ждём все. В полной тишине.

Сирена смолкает. Но в ушах она всё ещё звенит.

Внутри ничего не видно. Чёрная воронка, едва различимые очертания живой стены. Ни души. Я начинаю считать про себя, чтобы занять голову.

На сто тринадцатом шаге тишину прорывает звук шагов. Слишком тяжёлых, волочащихся. Тело Ньюта валится вперёд — дальше идти он уже не может. Хейвен бросается к нему и ловит его, падая под его весом.

Она укладывает его на землю, поднимает голову себе на колени.