Подружка №44 - Марк Барроклифф

С той самой минуты, как мы с Элис расстались, мысль о следующей встрече сильно беспокоила меня, но по мере приближения назначенного дня, точнее, утра похорон Фарли во мне начало нарастать ощущение, близкое к ожиданию результатов экзамена на водительские права. И это было совсем не плохо.

Работа стала на удивление интересной, поскольку отвлекала от мыслей об Элис, и я даже обнаружил в себе странную способность заниматься делом в течение целого часа. За неделю я умудрился отснять четыре сюжета о гениях жалобы, королях неудачных покупок и великолепных жертвах системы обслуживания. Взрывающиеся фритюрницы и зловеще тикающие электрокофеварки если и не будили во мне любопытство, то хотя бы отвлекали внимание, не вызывая немедленного желания сбежать куда глаза глядят. Я даже выбил у Федерации профессиональных строителей согласие обнародовать имена недобросовестных работников – в частности, того работника, что обобрал до последнего винтика нас с Джерардом. Как-то вечером – разумеется, за компанию с шефом, – я трудился сверхурочно. Все, что угодно, лишь бы не думать об Элис.

Я знал: похороны – мой главный шанс, тут либо пан, либо пропал. Там можно, по меньшей мере, назначить Элис свидание, хотя, конечно, трудно придумать для этого худшее время и место. Я старался учесть все возможные мелочи.

Придя домой, я брался за модные журналы для мужчин, проглядывая страницу за страницей в поисках идеального прикида для похорон. Специально на эту тему ничего найти не удалось, но через неделю я получил примерное представление о том, что из черного принято носить. Позвонил даже в журнал «GQ», где мне сказали, что для траурных костюмов «в моде приколы» и что они могли бы подобрать мне что-нибудь достойное по предварительному заказу месяца через три-четыре. Мне это не подходило, но по крайней мере я туда позвонил, хотя, как мне кажется, во время разговора в трубке слышалось сдавленное хихиканье. Уж не знаю, что они там имели в виду под «приколами»; мелькнувшие в моем воображении картины вряд ли соответствовали требованиям хорошего вкуса. Например, духовой оркестр, играющий мелодию из «Этого странного чувства».

Посещала меня и мысль позвонить Элис, узнать, как она там, или, точнее, показать, что вот я звоню узнать, как она там; но, договорившись о встрече, пусть даже на похоронах, я не хотел давать ей шансов к отступлению. Джерард ей звонить не стал бы – в основном потому, что узнавать телефон Фарли ему пришлось бы у меня, да и потом, он не придумал бы, что сказать ей. Меня подмывало выяснить, приходили ли к ней из полиции, но мое общение с ней эти мрачные, подозрительные люди могли расценить как тайный сговор.

Трудно было найти человека, располагавшего временем для перевозки тела Фарли из Корнуолла, поэтому мучиться выбором одежды я мог почти месяц – или, скорее, не мучиться, а волевым движением оставить солидную сумму в магазине, где вкусу продавца можно доверять.

От того, о чем пойдет речь ниже, вам, возможно, будет противно. Пожалуй, теперь противно и мне самому, но, поверьте, в данный момент это последний писк моды. Я знаю, что говорю: не ограничившись информацией мужских журналов, я позвонил еще в пару модельных агентств, представившись корреспондентом «GQ», и спросил, какие советы они могут дать насчет мужских костюмов, ни в коем случае не забыв поинтересоваться, что лучше смотрится на представительных (толстых) мужчинах, чтобы и мне подошло.

Я выбрал угольно-черную однобортную тройку от Спенсера – элегантный жилет с высокой застежкой, который можно купить, по-моему, исключительно на Кингз-роуд, черную шелковую рубашку и черный шелковый галстук – оттуда же – и черные ботинки от Челси. Весь комплект обошелся менее чем в 800 фунтов, но чувствовал я себя в нем превосходно. На палец нацепил серебряную печатку со звездой – дань китчевому стилю семидесятых, недавно опять вошедшему в моду. Еще хотел приобрести маленькую французскую сумочку-визитку, чтобы дополнить наряд (именно это советовали журналы), но пребывал под впечатлением уверенности тех двух полицейских, этих одетых в синее жирных амбалов, в моей гомосексуальности и смеха в трубке во время разговора с «GQ» и не стал. Странно, что это меня занимало, но, наверное, с детства внушенное мнение о «голубых» как о низших существах приводит к некой остаточной гомофобии, пусть даже я рад был бы избавиться от нее. До сих пор не выношу прилюдно целующихся и держащихся за руки мужчин, хотя, с другой стороны, наблюдать, как занимаются этим смешанные пары, мне нравится ничуть не больше. В общем, гомосексуалистом я бы стал… Нет, если уж выбирать, то бисексуалом. Это бесконечно повысило бы мои шансы на успех, но смелости или воли, чтобы попробовать, у меня никогда не хватит. Как говорил один мой школьный учитель, кишка тонка.