Женский клуб по вторникам - Лиза Бэт Коветц

— Это было та-а-ак мило! — сообщила Эйми Брук, вперевалочку выходя из дома в теплый летний день.

— Милая, не думай об этом, — успокаивала ей Брук, но Эйми не могла остановиться, прокручивая этот эпизод в голове снова и снова.

Они вышли на улицу, и Брук надвинула на нос солнцезащитные очки, чтобы укрыться от яркого солнечного света. Эйми рылась в сумочке в поисках своих очков, ей очень хотелось спрятать за темными стеклами слезившиеся глаза. Они гуляли, и Эйми снова пересказывала Брук эту историю.

— Я имею в виду, у него правда подкосились ноги, — воскликнула Эйми. — Не сразу, но потом в комнате ожидания он чуть не свалился у моих ног. Сказал, это из-за того, что видел на экране монитора, как близко иголка подошла к малышу, он просто запаниковал. Несмотря на то, что его жена и ребенок в полной безопасности.

— Некоторые мужья просто более… ну, я не знаю, Эйми. Все мужья разные. Муж этой женщины, вероятно, склонен к обморокам.

— Да, не все мужья отвечают на телефонный звонок во время амниоцентеза, — буркнула Эйми, надвинула очки на глаза и высморкалась.

— Не может быть! — воскликнула Брук и, остановившись посреди тротуара, обернулась к подруге.

— Когда в меня вводили иглу, — призналась Эйми.

— Что ты сделала?

— Ну, я начала кричать. А он спросил, больно ли мне. Ты можешь в это поверить?

— А тебе было?

— Что?

— Больно?

— Ну, немного. Понимаешь, это же огромная, толстая игла. Но не настолько больно, чтобы кричать.

— Так что ты сделала?

— Я сказала, чтобы он, черт возьми, повесил трубку.

— Он повесил?

— Да. «Мне нужно идти, Шейла, дорогая, — промурлыкал он. — Я тебе перезвоню позже».

— А кто такая «дорогая Шейла»? — спросила Брук подозрительно.

— Его агент. Она высокая пожилая лесбиянка. Седые волосы, причудливая стрижка. Очки в роговой оправе. Лающий голос. Да дело не в том, кто это был!

— Мне очень жаль, Эйми.

— Я позвонила адвокату и расспросила его про развод, — призналась Эйми.

— Ты разведешься с парнем из-за того, что он слишком много болтает по мобильнику? — спросила Брук, а потом добавила: — Что он сказал?

— Он объяснил мне, на что я могу рассчитывать в плане отцовской поддержки, имея в виду алименты.

— Нет, мне интересно, что сказал твой муж, — объяснила Брук.

— Мой муж прошлой ночью сел в самолет и улетел в Эквадор фотографировать девочек в бикини. Оттуда он едет в Бухарест на съемку автомобилей, а потом снова в Токио, снимать свои рок-группы.

— Ты говорила ему, что хочешь развода?

Брук остановилась у входа в маленький, очаровательный итальянский ресторанчик на Черри-Лэйн, открыла дверь и жестом пригласила Эйми войти.

— Заходи, вечеринка там, в задней части ресторана.

— Я ему сказала, что подумываю об этом. Что с меня хватит и что он должен быть рядом со мной во время беременности, — Эйми пробиралась вглубь зала, выискивая глазами ленточки пастельных тонов и бумажных аистов для праздничного стола. — А он вручил мне чек на 26 000 долларов.

— Это большие деньги, — заметила Брук.

— Это всего лишь одна его зарплата за последний месяц работы в Токио. Он объясняет мне, какое это дорогое занятие — растить ребенка. Он удивляется, как я могу выбросить семь чудесных лет нашей совместной жизни из-за того, что он пытается проявить ответственность. Он говорит, что находится всего в одном шаге от славы, и именно поэтому должен все время работать. Я рада, что у него все хорошо. Я имею в виду, 26 000 долларов — немалая сумма за один месяц. Тем не менее проверка у врача заняла двадцать минут. Он мог бы и отключить свой проклятый телефон.