Ключи от рая - Мейв Бинчи

Я знаю каждого нашего жителя, что вполне логично. Если им тридцать пять или около того, я быстро их отпускаю, а если у них другой возраст, я прослушиваю грудную клетку, их кашель, лечу их хвори, зашиваю порванные уши и вынимаю стекло из изрезанных коленей.

Дун — это небольшое местечко в двадцати милях от Россмора, расположенное вдоль узкой ухабистой дороги. У нас нет необходимости часто посещать крупный город. У нас здесь есть все, что нужно. И в этом маленьком спокойном провинциальном поселке я знаю всех мужчин, женщин и детей.

Я закрывал глаза их матерей и отцов, бабушек и дедушек, я приносил им новости, хорошие и плохие, я находил для них слова, которых не могли найти другие. Господи, да они все мне обязаны. Вот почему я был так разочарован и чувствовал себя обманутым, когда они все кинулись к этому новому молодому доктору — Джимми Уайту.

Зеленый мальчишка, который прозвал меня доктором Дермотом, как только увидел меня. Каждый здесь зовет меня так, но чтобы это говорил он — извините. Да, ему, носящемуся то здесь, то там с озабоченным видом, гораздо проще угодить всем. Конечно, он отвечает на вызовы в любое время суток, и, конечно, у него есть мобильный телефон, и вы можете найти его где угодно. В довершение ко всему он посылает людей через полстраны на ультразвуковое исследование, анализы крови для разных целей и рентген. Наши жители — простые люди, они верят в это как в волшебство.

Даже больница в Россморе недостаточно хороша для доктора Джимми Уайта. Да, недостаточно хороша, он посылает больных к специалистам ни больше ни меньше как в клиники Дублина. И это вместо того, чтобы положиться на многолетний опыт кого-то, кто знает их вдоль и поперек в течение нескольких поколений.

Например, такого, как я.

Я не показал виду, что я расстроен и все такое. Ничего подобного. Я всегда спокойно разговаривал с доктором Джимми Уайтом. Я бы сказал, что это подающий надежды молодой человек, который пока заглядывает в свои книги по медицине. С возрастом он станет полагаться на свой опыт, а набравшись опыта, научится не замечать вещи, в которых не уверен.

Люди считают, что он мне нравится и я восхищаюсь им, в то время как на самом деле я сомневаюсь в его квалификации. Мне не нравится, что он постоянно сверяется с книгами, меняет свое мнение, посылает кровь на анализ, а людей на обследования.

У нас есть один чересчур словоохотливый американец по имени Честер Ковач, живущий в отеле, поскольку у него куча денег. Его деда звали О’Нейл, он уехал отсюда давным-давно, и его забыли. Теперь, конечно, все заговорили об О’Нейле. Я несколько раз говорил мистеру Честеру, что молодой доктор отчасти знает свое ремесло, но иногда невозможно смотреть, какие он делает ошибки в лечении людей нашего прихода. Честер сказал, что новый доктор должен, конечно, быть образованным медиком, на что я заметил, что есть образование, а есть опыт. Честер закивал, похоже, он ухватил мою мысль.

Потом он сообщил мне, что собирается купить в Дуне землю под строительство. Он спрашивал моего совета, какие сферы обслуживания следует развивать в нашем городке. В чем у нас нужда, чего не хватает… Его лицо имело очень сосредоточенное выражение. Меня это раздражало. Вся эта сентиментальная чепуха здесь неуместна. Было бы интересно посмотреть, удастся ли ему сделать что-нибудь в таком местечке, как наше. Пока есть только многословный и сбивчивый разговор о необходимости строительства для социальных нужд. Ну то есть так, как это обычно бывает. К тому же он сожалел о прошлом, говорил, что, если бы его дедушка имел здесь собственный дом, ему не пришлось бы эмигрировать.

Я кивал, отпивая по глоточку из своей кружки. Потом я подумал про себя, что, если бы его дедушка не оторвал свою задницу и не отправился бы туда, где можно жить по-человечески, Честер не носил бы модную одежду и туфли ручной работы. Но лучше этого не говорить. Пусть каждый живет своим.

Ах, он собирается строить концертный зал и какой-то центр. Здесь, в Дуне, ни больше ни меньше! Великолепно, сказал я ему, прежде чем вернуться к обсуждению пробелов в образовании доктора Уайта.

В свое время мы с моим соперником работали совместно, и работы хватало каждому из нас. Ну, по крайней мере мне. Но потом положение вещей изменилось к худшему.

Все дело в этой недалекой женщине, Мэгги Кернан, которая была беременна, и можно было подумать, что в мире не было рождено ни одного ребенка, кроме дитя Мэгги. Ее беременность длилась бесконечно, ни одно млекопитающее не имело более длительного периода вынашивания. Она приходила по два раза в неделю и когда ей нездоровилось, и когда она чувствовала себя хорошо; если ребенок шевелился — естественно ли это? а когда он не шевелился — не означает ли это, что он умер? Ей требовалась персональная бригада врачей, гинекологов и акушеров, которые сидели бы в ожидании в ее доме.

За три недели до срока она позвонила в два часа ночи и сказала, что начинаются роды. Я велел ей выпить чашку хорошего чая и сказал, что мы поговорим об этом утром. Она продолжала повторять, что у нее начинаются схватки и что мне нужно быть у нее. Четыре мили в гору! С ума она сошла? Я стал ее успокаивать, но она повесила трубку.

Только на следующее утро я узнал, что произошло: она позвонила доктору Джимми Уайту, и он, конечно, явился. И можете себе представить? Роды уже начались, и были осложнения, и он заставил санитарную машину заехать в гору, и если бы он не сопровождал бы ее до отделения «Скорой помощи» в Россморе, ребенок бы умер, и Мэгги бы умерла, и половина населения умерла бы от сострадания.

Утром мне пришлось раз пятнадцать выслушать историю о бедняжке Мэгги Кернан и как ей, наверное, было страшно, и, конечно, благодарение Богу, что молодой доктор Джимми Уайт смог позаботиться о ней. И всюду присутствовали невысказанные слова о том, что я оставил Мэгги Кернан в беде.