Сводные... Запрет на любовь... - Лив Янг

Папа…

Осеняет догадкой, и я молча сглатываю. Иногда чувствую себя большей дочерью в их семье, чем собственный сын. Отец никогда не стесняется с Яром в выражениях, если его что-то не устраивает.

– Ложись в кровать, – прошу парня. – Я вниз за лекарствами и вернусь, договорились?

Кивает.

Спрыгиваю со стола, сбегая из квартиры. Лихорадочно соображаю на ходу, что мне нужно с собой взять.

Выгребаю коробку с лекарствами из шкафчика кухни.

Заглядываю в холодильник в поисках чего-то съедобного. Но там сиротливо стоит лишь кастрюля с вчерашним утренним куриным бульоном. Готовила его прямо перед отъездом. Отлично, мне подходит!

Заливаю термос и высыпаю оставшуюся дома половину сухарей в пиалку. Зелень. Пара вареных яиц из утренних запасов командировочной поездки.

Возвращаюсь назад в квартиру, громко хлопая входной дверью.

– Ты что задумала? – провожает меня взглядом, выходя из ванной.

– Лечить тебя буду, – заливаю бульон в огромную кружку и отправляю в микроволновку вместе с резанным на половинки яйцом.

– Со мной все в порядке, – заверяет, утыкаясь мне в макушку носом. – Просто выспаться нужно.

– И поесть, – прокручиваюсь в его руках, засовывая в подмышку градусник и хмуро указывая взглядом в сторону спальни. – Ты обещал быть в кровати.

– Уже, – кивает, чмокая меня в нос и прихватывая второй рукой кошку с дивана.

– Предательница, – фыркаю, глядя, как эта панда умащивается у него на плече, громко мурлыча.

Проверяю температуру. Тридцать девять и два…

Зашибись просто…

В порядке он, как же!

Отпаиваю бульоном под собственным строгим надзором. Сверху накидываю противовирусное с жаропонижающим.

Засыпает, укутываясь в одеяло и подминая меня под свой бок. Чувствую, как его потряхивает во сне, срывая дыхание на заносчивый кашель.

Его морозит… И спит очень беспокойно.

Не знаю, что ему снится, но не могу от него ни на метр отодвинуться. Ищет меня рукой и собственнически притягивает к себе за талию. Постепенно успокаивается. Дыхание выравнивается. Майка становится влажной, и я понимаю, что жар спадает. Встаю в поисках новой одежды, заставляя его переодеться в каком-то полуспящем состоянии. Заодно стягиваю с себя спортивные штаны, забираясь в его свежую, просторную футболку. Не так я планировала провести эту ночь с Яром.

Четыре часа утра. Температура наконец окончательно опускается, и мы оба постепенно отключаемся, проваливаясь в глубокий и такой долгожданный сон.

Глава 26. Яр.

– Какого хрена здесь происходит? – выдергивает из сладкого забытья голос отца.

Открываю глаза, глядя на все еще спящую в моих объятиях мелкую.

Выспались, блять...

Натягиваю молча на нее одеяло, пряча оголенные под футболкой бедра, и она недовольно ворчит, сонно обнимая подушку.

– Включи логику и воображение! – шиплю на отца, прикладывая палец к губам и указывая ледяным взглядом в сторону двери.

Психует, но подчиняется. Хлопает напоследок дверью, о чем-то разговаривая с матерью на кухне.

Великолепно! Он еще и маму с собой приволок!

Мелкая ворочается, сонно открывая глаза и вопросительно глядя на меня.

Сейчас бы зацеловать ее, пока не проснется окончательно… и проваляться все утро в постели в обнимку, но видимо опять не судьба.

– Спи, – целую ее в нос.

Практически удается избежать новых проблем, но из-за двери вновь слышатся голоса родителей.

– Скажи мне, что это не то, о чем я думаю, – умоляюще просит Стася, усаживаясь в кровати.

– Это радио, – произношу абсолютно спокойно, согласно кивая.

Оглядываюсь по сторонам в поисках ее спортивных штанов.

– Яяяярррр! – рычит, натягивая одеяло до подбородка. – Просто не говори им, что я здесь… Скажи, что с девушкой… И пусть свалят поскорее обратно… Куда они там собирались. А мы к ним на выходных в гости приедем.

– Сделаешь вид, что ничего не было? – интересуюсь издевательским тоном. – Поздно. Мы с тобой это уже проходили.

– А у нас с тобой ничего и не было, – хнычет, забираясь с головой под подушку.

– Тебя отец видел спящей в кровати, – смеюсь, кидая одежду на спинку кресла. – Не думаю, что смогу убедить его в собственных галлюцинациях.

Одевается, что-то ворча о моей не благоразумности. Конечно, оставит она меня им на растерзание, как же.

Будет идти, как на плаху, но одного не бросит.

Не жду ее... Выхожу первым, под возмущенное шипение мелкой, но мне плевать. Отец прекрасно знает о моих намерениях…

Мама? Ее кидает из крайности в крайность, но...

Мама переживет… Она на нас двоих еще с подросткового возраста, как на парочку поглядывала.

– Привет, – целую мать в щеку, шлепая босыми ступнями по кафелю кухни. – Кофе будешь?

– Пила уже, – проговаривает тихо.

Переводит растерянный взгляд с меня на испуганную Стасю, выбирающуюся из своего укрытия. И мне совсем не нравится, как затравленно мелкая ведет себя в их присутствии.

– Какого черта вы заявились без предупреждения? – фыркаю, не сдерживаясь.

– Папа сказал, что ты вчера плохо выглядел… Мы привезли лекарства и продукты.

– Лучше бы не приезжали, – наливает себе из кувшина воды Никитин старший. – Просил же тебя, позвонить заранее.

– У Яра всю ночь была температура, – робко произносит мелкая, растирая плечи ладошками.

– И поэтому вы переспали? – не скупясь на выражения выдает отец.

– Мне двадцать шесть, и я сплю с девушками! – с грохотом опускаю чайник на столешницу, замечая, как вздрагивает Стася. – Открытие века! Чего еще ты обо мне не знал?

Мелочь бьёт меня ладошкой по груди, отодвигая в сторону и отбирая заварник.

– Я с ним не спала! – вскидывает упрямо подбородок, глядя отцу прямо в глаза, затихая на мгновение и наконец занимаясь чаем. – По крайне мере сегодня…

– Час от часу не легче, – устало трет виски, раздраженно играя желваками, но мелкую уже несет.

– Подумаешь, переночевала! И вообще, он мне кухню затопил! Ремонт сделал! В квартире до сих пор краской и клеем воняет. Мне там что, задохнуться нужно было?!

– Не обожгись, – просит ее мама обеспокоенно.

– Что? – смотрит на нее озадаченно.

Фраза в голове звучит слишком неоднозначно.

– Не обожгись, говорю… – повторяет.

Подтверждает ее догадки, переводя взгляд с меня на кипяток в ее руках и обратно.

Слежу за тем, как голубые глаза наполняются слезами, и у меня сердце в пятки обрывается.

– Ну