Хранитель истории - Тэффи Нотт

голову, размышляя, но очень удачно мысль её прервала грянувшая музыка. Первые аккорды моего любимейшего контрданса «Прихоть мистера Бевериджа». Я, воспользовавшись заминкой, потянула руку Сергея Александровича. Тот понял меня без слов, и уже через мгновение мы встали в ряд танцующих.

Мои волнения по поводу сложных танцевальных шагов очень быстро испарились. Конечно, я постоянно путалась и допускала ошибки, но, во-первых, мой расчёт с платьем был точен и под ним особо не было видно, какую ногу я поставила вперёд, а какую назад. А во-вторых, веселье полностью искупало моё несовершенство в технике танцев. Я улыбалась до самых ушей, подпрыгивая в такт музыки, соприкасаясь пальцами с новыми и новыми партнёрами по танцам, хлопая в ладоши и раскланиваясь.

К сожалению, по строгим правилам бального этикета, танцевать с одним и тем же кавалером более двух танцев подряд запрещалось. Если тебя пригласили на третий танец к ряду, считай, это уже прямая дорожка замуж или большой скандал. Ну да я и не слишком расстраивалась. Очень скоро моя бальная книжечка была исчиркана танцами, напротив которых стояли не имена, пригласивших меня кавалеров, а название их костюмов. Мы с Голицыным время от времени вновь встречались то в толпе, то в танце, где надо было менять партнёров по ходу движения, крепко сжимали пальцы друг друга и расходились в разные стороны.

Однажды я столкнулась в танце лицом к лицу с Константином Павловичем. Чёрная полумаска не особо помогала скрыть узнавания. Он был одновременно похож на своего старшего брата, но в то же время был совсем другим. Цесаревич был будто бы грубее вытесан из ткани этого мироздания. Курносый нос, крупный, вздёрнутый подбородок, курчавые волосы. Романовские глаза, черта всей династии – большие, светлые, волоокие. Но при этом у Константина они были неприятно колючими.

– Оригинальный наряд. – Произнёс цесаревич, когда мы в танце соприкоснулись плечами. Я лишь кивнула, и мы разошлись. Касаясь моего другого плеча, он продолжил: - Если бы я на месте команды встретил такое чудовище в своём путешествии, то непременно захотел заполучить его голову в качестве трофея.

По спине у меня побежали неприятные мурашки. Чьим-либо трофеем, а уж тем более Константина Павловича, становиться мне не хотелось.

– Благодарю, Ваше Высочество. – Поклонилась я, и к моему величайшему облегчению танец разнёс нас разные концы залы.

Очень скоро шлейф я просто накинула на левую руку. Потому как я справлялась с ним не всегда, а однажды одна из дам споткнулась об него и чуть не полетела носом вперёд. Мне пришлось долго извиняться перед пострадавшей, обмахивать веером и отправлять за шампанским какого-то подвернувшегося под руку «аборигена».

Из-за маски, которая закрывала всё лицо и которую я не могла снять даже на немного, приходилось чаще делать перерывы и переводить дыхание. Я была вся мокрой, по вискам стекал пот, ступни и икры от постоянного напряжения уже ныли, но счастья моего это не убавляло ничуть. Я подхватила бокал с шампанским и отошла от танцующих пар подальше, чтобы перевести дух. Придётся немного стянуть с лица конструкцию, чтобы попить, поэтому я постаралась забиться в самый дальний уголок, прячась за спинами гостей.

И только намеревалась сделать живительный глоток искрящейся влаги, как рядом со мной раздался знакомый, на голос:

– Маска, я тебя знаю? – Я вздрогнула, чуть не роняя бокал. Поспешно натянула маску обратно, поднимая голову. На меня из-под маски взирали знакомые голубые глаза с искорками золота.

– Фёдор Алексеевич! – Ахнула я.

– Не ожидал Вас здесь увидеть. – Поручик поддержал мою руку с шампанским с лисьей улыбкой. – Я слышал, что Вы не пришлись ко двору.

– А я слышала, что Вы и вовсе под арестом. – Не осталась я в долгу. – Как Вы вообще здесь очутились?

– Наверное, также, как и Вы. – Рассмеялся Толстой, и мне ничего не оставалось, как сдаться с расспросами. Рассказывать Фёдору Алексеевичу про графа и подставлять его я точно не собиралась. Поэтому лишь пожала плечами, чуть приподняла маску и всё же опрокинула бокал в себя. В голове мигом приятно зашумело. Очень хотелось допытать поручика о докторе. Что же стряслось между этими двумя в тот злополучный вечер?

– Я думал о Вас, Вера Павловна. Всё это время. – Уже просившийся вопрос застрял у меня в горле. Я глядела на раскрасневшегося Толстого сквозь прорези маски. Сразу вспомнился наш пламенный поцелуй в саду. – А Вы? Вы вспоминали меня?

Гвардеец придвинулся ко мне ещё ближе, меня мигом бросило в жар. Не сказать, что я совсем не думала о бравом поручике, но совсем не так, как о графе Голицыне. Я что-то хотела сказать и не успела. Могучая рука обвила мою талию, мы с Фёдором Алексеевичем оказались лицом к лицу.

– Давайте сбежим, Вера Павловна. – Горячо зашептал он. – Далеко-далеко, там, где будем только мы с Вами и больше никого. К чёрту службу, к чёрту двор, только Вы и я. Возьмите меня в мужья и лишь Господь будет нам свидетелями. Сбежим прямо сейчас, только скажите слово.

– Я… – В лицо мне ударила краска. Я задохнулась, не в силах произнести ни слова. В голове моей всплыл образ Сергея Александровича, его улыбки и тёплых пальцев, которые переплетались с моими. И только потом я вспомнила о доме. О своём настоящем доме и отце, который наверняка место не находил, узнав о моей пропаже. От этой ужасной мысли стало стыдно. – Я не могу, Фёдор Алексеевич. – Не своим голосом произнесла я.

Я ждала, что поручик разозлится, но ничего подобного. Молодой человек рассмеялся, отступая на шаг, рука с моей талии исчезла.

– Я знал, что Вы так ответите. – Он чуть склонил голову, рассматривая меня. – В таком случае идёмте танцевать!

И он стремительно потащил меня за руку в круг танцующих, которые как раз собирались на бранль, танец, дошедший до нового времени из самого средневековья. Танец был проще некуда: два шага вправо, два шага влево, восемь шагов влево и кавалеры переставляют дам, подняв их за талию, слева от себя. Какой все-таки Толстой был… лис! Он заранее знал, что я ему откажу и просто хотел испытать меня, посмотреть, как я отреагирую на его слова. Надо бы ему для профилактики “нечаянно” на ногу наступить. Хотя, станется, что в этих сапожищах он и не почувствует ничего.

– Знаете, дорогой дракон, я решил, что делать. –