Не обмани меня - Марианна Сергеева

— Ой, вот только не надо прожигать на мне дыру, Стогов! — угадала ход его мыслей Лариса. — Да я поняла, что она беременна, раньше, чем она сама! Слушай, я не знаю, что между вами произошло и почему вы двое решили расстаться, но ведь речь о малыше. Может быть, ради него будет правильно забыть о ваших обидах и разногласиях? Или хочешь, чтобы твоего ребёнка воспитывал чужой мужик, которого она приведёт тебе на замену?

Андрей не хотел. Он вообще не хотел допускать мысли, что у Ульяны когда-нибудь может появиться другой мужчина.

— Дядя Андрей! — подбежал к нему Костик, — подкинь меня до солнышка!

Стогов заулыбался, увидев крестника.

— Давай, парень, прыгай! — он протянул ему руки и несколько раз подкинул хохочущего мальчика вверх, а затем усадил себе на шею. И поймал выразительный взгляд Ларисы.

«Конечно, Лара права», — размышлял Стогов, сидя за рулём своего автомобиля. Его друг выбрал себе в спутницы умную женщину. Андрей всегда поражался тому взаимопониманию, которое царило между супругами Новицкими. Сам же он, если бы и решился создать семью, то только с ней, с Ульяной.

Он вспомнил свою поездку в Питер и своего однокурсника Павла Литвинова. И вынужден был признать очевидное: оба его друга были счастливы в браке со своими избранницами, а дети, хотя и требовали много заботы и внимания, не стали помехой их отношениям, а только укрепили их.

Андрей вдруг ясно понял, что Ульяна и есть его шанс, и что если сейчас он потеряет эту девушку, второго в его жизни уже не будет. Он развернул машину и направился в сторону студенческого городка.

Уже подъезжая к общежитию, в котором жила Ульяна, он подумал, что она давно могла уехать, а он опоздал со своим прозрением. К счастью, на вахте ему сообщили, что девушка у себя.

Стогов поднялся к ней на этаж и вдруг замешкался, не решившись сразу постучать в знакомую дверь.

— Войдите, не заперто! — раздался мелодичный девичий голос, и он вошёл в комнату.

Ульяна складывала вещи в лежащий на полу большой чемодан. Ему бросились в глаза её бледность и худоба. Но, увидев его, девушка побледнела ещё сильнее.

— Здравствуй, — тихо произнёс Андрей, не сводя глаз с её лица.

— Здравствуй, — ответила она настороженно.

— Уезжаешь? — он перевёл взгляд на наполненный вещами чемодан.

— Да, к родителям.

— Мы можем поговорить?

Она посмотрела на него с сомнением, словно раздумывая. Но всё же кивнула:

— Хорошо.

Ульяна

Сегодня я еду домой. В сумке билет на вечерний рейс, мятные леденцы и бутылка минеральной воды. А я, положив на пол раскрытый чемодан, собираю вещи.

Как и следовало ожидать, мамины слова оказались пророческими. Моей самостоятельности хватило едва ли на два месяца с момента неудачного знакомства Стогова с моими родителями, и теперь я, как блудный сын из библейской притчи, возвращаюсь в отчий дом с повинной головой.

Утренний токсикоз и установившаяся в городе сорокаградусная жара очень быстро истощали мои силы. До обеда мой желудок отказывался принимать что-либо, кроме тёплой кипячёной воды с выдавленной в неё долькой лимона. К обеду тошнота понемногу проходила, и я могла маленькими порциями есть обезжиренный йогурт вприкуску с сухарями. Я понимала, что так дальше продолжаться не может и, если не хочу навредить себе и ребёнку, пришла пора возвращаться к родителям, становиться на учёт и наблюдаться в женской консультации.

О том, что я еду домой и почему, я предупредила только Соню. Мы часто разговаривали с ней по мобильному. От неё же я знала, что мама беспокоилась обо мне и каждый раз интересовалась, не собираюсь ли я вернуться. Но до недавнего времени я утверждала, что у меня всё в порядке. Теперь же я не хотела огорошивать родителей новостями по телефону и решила, что будет лучше обо всём поговорить при встрече.

Заканчиваю собираться, когда слышится осторожный стук в дверь.

— Войдите, не заперто, — отвечаю, удивлённо гадая, кто бы это мог быть. Жизнь в пустом общежитии немного оживает только к вечеру, когда оставшиеся в городе студенты возвращаются с работы домой.

Сердце пропускает удар, едва я вижу, кто именно появился на пороге незваным гостем. Я бы слукавила, если бы сказала, что не представляла себе душными бессонными ночами, как он приходит ко мне, признаёт, что виноват, и просит меня вернуться.

И вот теперь он стоит передо мной, опершись спиной о дверной косяк, и прожигает меня сталью своих пронзительных серых глаз. По-прежнему самый красивый и желанный для меня мужчина. Любимый, но чужой, так и не ставший моим.

— Мы можем поговорить? — спрашивает мягко.

В голове роем проносятся догадки, о чём именно он хочет со мной говорить. Неужели, действительно, попросит вернуться? Признает, что не прав? А может, снова будет уговаривать сделать аборт?

— Хорошо, — произношу дрогнувшим голосом, опускаюсь на табурет у стола и жестом приглашаю его занять соседний.

Андрей по-прежнему не сводит с меня серьёзных глаз. Молчит. Наконец, произносит:

— Как ты себя чувствуешь? Ты очень бледная.

Усмехнувшись, качаю головой:

— У меня всё нормально. О чём ты хочешь поговорить?

Стогов осторожно берёт меня за руку:

— Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне.

— Зачем? — горечь обиды пропитывает каждое моё слово. — Ребёнок ведь не твой!

Мужчина хмурится.

— Ребёнок мой, мы оба это знаем. Я… обидел тебя. Снова! — он привычным жестом взъерошивает волосы. — Я не хочу тебя терять, Ульяна. Если ребёнок — это твоё условие, чтобы остаться со мной, пусть будет так. Я не планировал детей. Во всяком случае, не сейчас. Но раз это произошло, обещаю, я всё сделаю правильно. Наш ребёнок родится в браке.

— Ребёнок — это не условие! — вскакиваю с табурета и в негодовании развожу руками. — Как ты не понимаешь! Ему нужны любовь и забота! Нужна нормальная семья!

Андрей аккуратно перехватывает меня за запястье и усаживает обратно.

— У него будет нормальная семья. И всё необходимое.

Поколебавшись, он продолжает:

— Послушай, я привык быть один и отвечать только за себя. Доверительные отношения с девушкой мне плохо удаются. И я признаю, что я для тебя не лучший вариант. Но ты нужна мне. Я готов на многое, чтобы ты была счастлива со мной.

— И тебя не пугают бессонные ночи, подгузники, обязанности, быт? — недоверчиво хмыкаю, припоминая ему его же слова.

— Меня беспокоит совсем не это, — устало улыбается Стогов. — Что, если однажды ты решишь, что всё это не для тебя? Что тебе есть, на что потратить свои молодые годы?