Никто, кроме нас - Яна Дин

Даниэль, очевидно, не понял мой хмурый взгляд. Он громко выкрикнул сквозь шум дождя:

– Садись! – открыл заднюю дверь машины, и поднял Тину.

Та не сопротивлялась, шепча что-то Даниэлю, на что, тот громко рассмеялся и чмокнул дочь в кончик носа. Такой жест заставил сердцу сжаться. Прежде чем успела запротестовать и забрать Мартину, Даниэль захлопнул автомобильную дверь и открыл переднюю для меня, говоря молча сесть, но я упрямо стояла, чувствуя, как в спину бьется сильный ветер с дождем, словно даже проклятая погода направляла к этому дьяволу.

– Тебя тоже поднять? – приподнял ехидно бровь мерзавец.

В конце концов я села. Как-никак, здоровье Тины дороже всего остального. Моя малышка сидела на детском кресле, улыбаясь во все уши, радостная подаркам. Даниэль купил ей мягкую игрушку в виде лошадки. Прекрасно знала с кого была срисована игрушка. Осень. Лошадь была второй копией Осени.

Ещё он предусмотрел детское кресло.

– Смотри, какую лошадку подарил мне дядя Даниэль, – Тина была в восторге.

– Ее зовут Осень, – подтвердил мои догадки, севший на водительское место Даниэль. Он стряхнул капли дождя с волос, и мы оба глядели на дочь, – У меня была такая лошадь. И знаешь, она очень сильно была похожа на твою маму, – рассмеялся Даниэль, подмигнув, и уже тише добавив:

– Такая же ворчливая и вредная.

– Была? – машина тронулась с места, когда задала вопрос, – Что случилось с Осенью?

Даниэль ловко управлял автомобилем, несмотря на мокрые дороги, прекрасно зная путь к саду. Мерзавец точно все эти недели собирал информацию.

– С Осенью и всеми остальными, все прекрасно, – кивнул убедительно Дэн, – Сейчас они рады большой территории и горам.

–Ты отдал их? – удивилась, захотев прикусить язык.

Вот какая мне разница? Мне должно быть все равно!

– Всего лишь доверил попечение нужным людям.

– А вы с мамой знакомы? – любопытно спросила Тина.

– Мы были друзьями, – усмехнулся Даниэль, а мне было вовсе не до смеху.

– Дядя Даниэль, а ты знаешь моего папу? – Тину даже перестала интересовать новая игрушка. Она внимательно смотрела на Даниэля. Тот напрягся, держа улыбку через силу, – Он у меня путешественник, – гордо заявила фисташка, – Мама говорит, он в море на корабле, и скоро вернется. Я бы хотела сказать, как скучаю по нему.

Пальцы Даниэля на руле крепко сжалась, как и челюсть. Я испугалась. Испугалась того, что сейчас он все расскажет. Тина возненавидит меня. Но Даниэль, к моему удивлению спокойно выразил:

– Думаю, он совсем рядом, фисташка.

Это было предупреждения. Словно Дэн говорил, что не будет ходить вокруг до около.

В сад мы опоздали на час, но воспитательница с пониманием приняла Тину, а я побежала обратно. До студии минут пятнадцать пешком, но Даниэль снова перехватил меня у входа. Дождь уменьшился, но Дэн не отстал, и я все же села в машину, сцепив руки на груди и гордо смотря в окно, игнорируя взгляд мерзавца.

– Когда ты скажешь ей? – спокойно спросил он.

Мы ехали в тишине. Ни музыки, ни гула машин. Ничего. Только дождь, бьющийся в окна. Мы проезжали маленькие улочки Дублина, с красивыми, большинство коричневого оттенка заведениями, пустовавшие сейчас. Во время дождя, Дублин словно вымирал.

– Остановись здесь, – проигнорировав вопрос, попросила притормозить возле студии.

Устало выдохнув, Даниэль нажал на тормоз. Уже потянулась к дверям, как всё заблокировалось. Мужская ладонь остановилась на моей кисти, словно это могло меня остановить.

– Ты не ответила на вопрос, – хмурился он.

– Отпусти меня, – ответила спокойным и тем не менее, угрожающим тоном.

Даниэль послушно убрал руки и откинул голову на сиденье, прикрывая глаза. На малейшую секунду стало его жаль. Он был уставшим. Похудел и стал еще более грозным. Эти пять лет подействовали на нас совершенно по-разному. Я ведь продолжала жить, даже если прошлое напоминало о себе, как ноющая рана. Но Даниэль…не жил. Он остался где-то между. В параллели.

Что-то в сердце заныло, но я быстро заглушила все чувства. Обычно, в такие моменты, считала внутри до десяти, пытаясь дышать. Сейчас просто смотрела на Дэна. Мы погрузились в глубокую тишину. Я больше не пыталась кричать на него или что-то сказать.

В машине пахло им. Такой до боли и мурашек знакомый запах. Кожа покрылась дрожью. И как ни крути, этот запах возвращал в прошлое. В моменты, когда у нас с Даниэлем было все хорошо. У нас было будущее. Никчемные дни, но настолько дороги памяти. Дни на вилле у моря, когда, лежа на песке и прислушиваясь к глухо подбегающим к берегу волнам, обнимала его, прижавшись носом к его шее. Этот запах, как дежавю.

В тот вечер я впервые призналась ему в любви.

В первый и последний раз.

– Я понимаю, Андреа…, – начал Даниэль, но я перебила.

– Нет, не понимаешь, Даниэль, – отчаянно вырвалось с уст, – Ты не знаешь даже половины того, что было пережито мной из-за тебя, – я встречаюсь взглядом его черных глаз. Они смотрели так внимательно и с толикой грусти, что на секунду засомневалась во всем. Даниэль ли это? Еще никогда, я не видела столько сожаления, – Ты не знаешь той боли, которой почувствовала я, когда узнала, – судорожно затрясла головой, – Твой любимый человек не убивал самого дорогого тебе человека. Не обманывал тебя. Твой любимый человек, Даниэль, любил тебя…

– Мой любимый человек, Андреа, меня возненавидел.

– И у него есть все причины ненавидеть тебя до конца, – отвела взор, крепко сжав ремень сумки в руках, – А теперь открой, меня ждут.

– И у него нет шансов на прощения?

– Я уже ничего не знаю, Даниэль, – все же слезы потекли по моим щекам, и я быстро стерла их, коротко выдохнув, – Просто открой дверь.

Спорить он не стал. Я вылетела из машины вихрем.

Благо, девочки были понимающими. Я опоздала, но никто не бурчал. Наоборот, улыбнувшись, они поприветствовали меня, говоря о предстоящем мероприятии. Выступать на нем будет старшая группа. Девочки от восемнадцати лет, занимавшиеся балетом с детства, но из-за ухудшения здоровья предыдущего учителя, остались одни. Помимо них, была еще одна группа. Девочки от пяти лет, куда и записалась внучка Шона. Я вспомнила Тину. Ей балет не нравился от слова совсем. Она любила наблюдать за процессом, но точно не учувствовать в нем. Моей дочери по нраву лошади и игры в войнушки с соседскими мальчиками.

– Ну что? – улыбнулась, надеясь, что не дрожу от эмоций.

Несмотря на внутренние утверждения, что разговор с Даниэлем на меня никак не повлиял, холодные руки покрылись легкой дрожью, отчего сжала их сильнее, сделала глубокий вдох, собралась духом и встала в центр