Хочу свести тебя с ума - Анна Белинская

Глава 29.

Павел

Дождь лупит по лобовому. Ни черта не видно. Дворники едва справляются с водяным потоком, в котором, слепя, отражаются фары встречных машин.

Движение на дороге, как и полагается в Москве вечером в ливень и в час-пик, – в час по чайной ложке. Чертовы пробки. Сегодня и сейчас они раздражают как никогда. Как никогда накручивают мне нервы.

Возможно, сегодня впервые я тороплю вечер.

Пока разбирал и заново собирал всю ходовую тачки одного придурковатого чувака, я с нетерпением ждал окончания смены, чтобы как можно скорее оказаться дома.

Дома меня ждут. Она меня ждет…Пусть и не скажет, но сама квартира словно стала тихонько нашептывать об этом.

Наши с Линой типа «дружеские» вечера тянут домой похлеще супер-магнита. В них нет ничего, что можно рассказать друзьям. Но о таком и невозможно рассказывать. Даже самому себе.

Есть что-то в наших отношениях настолько личное, что оно залетает сразу в самую глубину, минуя голову…И, соответственно, минуя попытки себе хоть что-то объяснить.

В топливном бачке у меня будто реактивное топливо, когда удается немного вырваться из затора. Внутри свербит. Я петляю между машинами, где-то нарушаю, несмотря на хреновую видимость. Даже это меня не останавливает.

Лука с Семой звали покуролесить в баре после работы. У нас по пятницам мужицкий день. Для них, как и для меня, гребаной неожиданностью стало, что я в кои-то веки предпочел поехать домой, а не завалиться с ними потрепаться и бухнуть.

Это так странно и непривычно. Но есть в этом что-то такое будоражащее, вынуждающее торопить время, когда тебя ждут…

Она ждет меня дома…

С того дня, как мы взорвали красками ванную, между нами все незримо изменилось. Тогда, когда мы установили границы друг с другом, эти границы будто стали для обоих вызовом. Волей. А для меня самого лютой на свете выдержкой. Потому что Линка приблизилась на максимум, доверчиво раскрылась по полной. Мягкая, строптивая, озорная, наивная, заботливая, манкая…А трогать нельзя… Мы же гребаные «друзья».

Друзья, когда вместе ужинаем, угорая над шутками и рассказывая прошедший день. Друзья, когда выбираем, споря до криков, сериал, который будем смотреть всю следующую неделю. Друзья, когда кидаемся друг в друга подгоревшим попкорном из микроволновки. Друзья, когда желаем друг другу спокойной ночи, и Лина так эротично и одновременно целомудренно прикусывает пухлую нижнюю губку, говоря мне «пока».

Сука, друзья…

Пару дней назад Лина выложила рекламный ролик. Я не поленился и зарегистрировался в той соцсети, где у Зайцевой профиль. Нашел ее аккаунт и, наверное, раз пять пересмотрел видос, на котором мы сходили с ума. Она обрезала видео. До того момента, где я прижал ее к стене. На мой взгляд, это был самый яркий эпизод, но, вероятно, Зайцева знает, как лучше. Ну или не хочет афишировать мою к ней стоящую торчком «дружбу». Тем не менее получилось прикольно. Сочно и бодро.

С того дня ничего не изменилось. У меня перманентно тесно в штанах. Это стало практически частью меня. Даже сейчас, когда я снова думаю о заляпанной в краске девушке. Кажется, я в жизни не видел ничего более возбуждающего, чем маленькая, аккуратная грудь Зайцевой с вызывающе торчащими сосками под облепившей их фуксией и блестящие зеленые глаза на контрасте, когда девчонка на меня смотрела.

Вибрация телефона в подстаканнике выдергивает из красочных воспоминаний. Когда бросаю взгляд на имя звонящего, в штанах мгновенно становится свободнее, ведь звонок принадлежит отцу Лины. Ничего не может отрезвить лучше, чем входящий вызов отца девушки, которую трогать нельзя, но на которую стоит колом.

– Василий Романович, добрый вечер, – приветствую моего формального родственника, когда принимаю звонок.

– Здравствуй, Павел.

Я убавляю громкость на медиа-системе, чтобы лучше слышать мужской голос, который звучит достаточно ровно.

– Как жизнь молодая? – интересуется Зайцев.

Прислушиваюсь, насколько мне стоит опасаться этого вопроса?

– Бурлит, Василий Романыч, – отзываюсь с опаской.

– Вижу…кхм, – откашливается, – что бурлит. Смотрю, с Пашей вы неплохо поладили. Видео…кхм…, – снова кашляет в трубку, – совместное сняли.

Папашка-то Лины – продвинутый мужик, тоже в теме Паулинкиных блогерских дел.

– Лина попросила помочь с рекламным роликом…– сообщаю сдержанно.

– Молодец, сынок! Одобряю. Спасибо, что за девочкой нашей следишь, помогаешь. Может, вам нужно чего? Павел, ты не стесняйся, говори. Мы с матерью поддержим…

И в этот момент внутри сильно царапает. Настолько, что я кривлюсь. Отец Паулинки думает, что я это делал за деньги, а я… Бля, я был в шаге от того, чтобы засунуть вставший ломом член в его сладкую девочку. С огромным энтузиазмом и совершенно бесплатно.

Даже десятку, которую мне перевела Лина, я в итоге не смог потратить. Вернее смог, но на новый штатив, потому что у юной блогерши отстойный, я заметил.

Пришлось немного добавить.

Вот только вручить его пока не могу. Мы же типа друзья, еще поймет не так. Вышло ведь немного дорого. Будто хочу подкупить… Вожу в итоге эти чертовы палки в багажнике как дурак.

У меня с этими деньгами вообще в последние дни стойкое ощущение неразорвавшейся бомбы, которую я ношу с собой до определенного момента.

– Василий Романович, – перебиваю сухо, – спасибо. Нам всего хватает. Вы не беспокойтесь. Ничего не нужно.

«Кроме вашего благословения согрешить», – мысленно добавляю, на секунду жмурясь.

– Ну, может, деньжат подкинуть?

– Не нужно! – резко отрезаю прежде, чем успеваю об этом подумать и не ляпнуть глупость по типу «свою семью я способен обеспечить сам».

Вовремя замолкаю. Я не знаю откуда взялась эта херня. Лютая потребность быть гребанным мужиком. Охренеть, как это было бы смешно, если бы не было правдой.

На заднем сидении тачки пакеты со всякой ерундой. После работы я заехал в супермаркет и накупил столько еды и разнообразных вкусняшек, предварительно узнав, что Линка любит, будто мы готовимся к ядерной войне и в ближайший месяц не собираемся выходить из квартиры. А утром, сидя на лекции в универе, я оформил доставку новой ванны. Просто сама мысль о том, что Лина корячится с тазиком, меня стала коробить. Чисто по-мужски задевает, что моя…(и тут я вечно подвисаю на определении, потому что никаких прав называть Зайцеву моей мне так и не выдали)…испытывает неудобства.

Не знаю, заносит меня, короче.

Еще с минуту мы разговариваем с Василием Романовичем ни о чем. Он разговором, очевидно, доволен, а я не очень. Ведь благословение трахнуть «нашу Пашу» так и не поступило.

После прощаемся.

Загрузив обе руки пакетами, я несусь домой