Его сладкая малышка - Аля Алая

– Баб Вера, не знаете, где родители? Двадцать минут достучаться не могу.

– Так в поход ушли еще три дня назад. Отпуск у них.

– Отлично, – без сил прислоняюсь к двери. Вот это я приехала.

– Пошли, Инка, чаю налью, бледная ты с дороги совсем. И ключи дам.

– Спасибо, – устало захожу в обшарпанную скромную квартирку старушки. У нее ни детей, ни внуков. В тесной кухоньке с желтыми обоями сажусь на ветхую табуретку. В гостях у бабы Веры, словно в прошлом – часы с кукушкой, чугунная большая сковородка на старой плите, клеенка на столе, покрашенные в коричневый половые доски, легкий запах нафталина в воздухе.

Пока баба Вера ставит на газ пузатый чайник, звоню родителям. Предупредить их стоило бы в любом случае. Однако оба они вне сети.

– Надолго пошли? – уточняю у старушки.

– Недели на две. У них там большой коллектив собрался. Эх, я такие походы тоже раньше любила, – мечтательно тянет она. На столе постепенно оказываются пряники, баночка с медом, варенье, булочки с корицей. – Знаешь, какие у нас тут места…

– Нет, – качаю головой, отпивая чай на травах.

– Ну да, ты ж в прошлый раз только и делала, что плакала. Непонятно, откуда столько слез в таком тщедушном теле. Ты вообще ешь?

– Ем. – Бабушка – это диагноз. Душевные страдания по боку, главное, чтоб дите накормлено было.

– Я тебе ужин соберу и продуктов дам, а то чай не взяла ничего с собой, – старушка начинает суетиться.

– Не беспокойтесь, утром за продуктами схожу.

– Так это когда будет, – она не терпит возражений.

С благодарностью принимаю корзинку с продуктами, решив, что обязательно наберу бабе Вере продуктов свежих завтра, как в магазин пойду. Отблагодарю за доброту.

Поспрашивав еще немного о родителях, отправляюсь в их квартиру. Тут все чисто, аккуратно, очень уютно.

Располагаюсь во второй маленькой спаленке, ужинаю в тишине, пытаюсь смотреть телевизор. Разочарована, что с родителями увидеться не получилось. Я очень надеялась, что они немного отвлекут от страданий. Мама бы щебетала о ценах в магазине, новых рецептах, сплетни обо всей округе рассказала бы. Отец бы отмалчивался, тихо вздыхая, что такая говорливая жена ему досталась.

В постели плачу, свернувшись калачиком под одеялом. Мне себя жалко, я устала быть сильной. Женщина вообще не страданий создана, а для любви.

– Только не ты, – шмыгаю носом, высмаркиваясь в очередную салфетку, – и почему так?

Хочется к маме на ручки, как в детстве. Чтобы по голове погладила, рассказала, что все еще наладится.

Сволочь Влад. Из-за него я теперь в Питер вернуться не могу. Съедят меня там… охотно ему верю. Два миллиона… За них и убить можно.

Куда мне, его «вдове», теперь деться? В Артемовске окопаться?

Что я тут буду делать со своей профессией? Кому она нужна в городке с населением в полторы тысячи человек? На кассу в магазин идти? В детский садик нянечкой? Твою мать, ради этого я столько училась, мозги сушила?

И получается я теперь разведёнка – раз, вдова – два. Не вдова, муж-то жив. Гад – Влад! Как мне с ним развестись? Прав он, не могу я закрыть глаза на то, что в загсе сказала ему да и сделать вид, что этого будто бы и не было.

Я думала, это Миша мне проблем подкинул – кредит, крах карьеры благодаря его мамочке, кризис самооценки. Оказалось, что это лишь начало. Теперь я даже домой вернуться не могу. В ссылке, словно это я преступник, а не мой муж. Ууу!!!! Ненавижу! Мало ему влупила по яйцам, мало!

Где он теперь, муж мой сволочной? Как дела у него? Денег же нет совсем, я их все Диме отдала. Целых два миллиона… Я на своем сберегательном счету больше трехсот тысяч рублей и не видела никогда.

Сумел ли он вообще уехать? На билет хоть было? Я вот взяла и бросила его в сложной ситуации получается. Жена называется…

– Дура ты, Инка! Дура! Ты еще позвони ему и денег переведи. За Мишу же кредит выплатила, он теперь на нашей общей машине катается. Круто же, такую бабу глупую под боком иметь.

Утром опухшей иду в магазин. На голове гулька, косметики ноль. В городе холодно, хоть и лето, но оно тут на любителя, всего пятнадцать градусов.

Я в теплом флисовом костюме, после Арубы, словно с холодную осень приехала. Окружающие в майках и шортах, привыкли.

Заношу бабке Вере продуктов, еще разных конфет и мороженое. Она хлопочет, в гости зовет, но мне не хочется компании.

Может, и к лучшему, что родителей нет – они бы жалели, вопросы задавали. А так я могу погрузиться в себя, подумать, решить, что дальше делать.

Помнится, в прошлом году мне предлагали переехать в Беларусь, там достаточно неплохо. Минск – не Питер, но есть в нем свое очарование, чисто опять же, спокойно. Важный плюс – это другая страна, может, и искать меня там никто не будет.

Артёмовск – город небольшой, улочки тихие, люди погруженные в себя. Днями занимаюсь тем, что брожу по паркам, захожу в кафе в центре, со стороны смотрю за жизнью города.

С особой тоской наблюдаю за влюбленными парочками. Одной плохо, ужасно. Я для одиночества не создана.

После предательства Миши боль была очень острой, меня колошматило на максималках. А сейчас эмоции приглушены, в цепкие лапы меня захватила тоска зеленая.

Не могу противиться себе, каждый день, гуляя, оглядываюсь. А вдруг Влад приедет? Дура я, но его готова простить, наверное.

Черт с ними с деньгами, не за них я в него влюбилась. А за его харизму дьявольскую.

Как приворожил, гад!

Пара недель прошла, и я решила вечером выйти в люди. Место тут приличное одно, туда и направилась. У меня не свидания на уме, а дружеское общение.

Какие свидания, если неделю назад тошнить по утрам начало. Был бы Влад рядом, прибила бы за безответственность. Если не собирался со мной оставаться, хоть бы предохранялся.

Делаю легкий макияж, надеваю купленное в здешнем магазине теплое платье с длинным рукавом, сверху курточку. Не спеша прогуливаюсь в центр. Тут, как в лучших провинциальных городках – шансон из динамиков, компания парней в спортивных костюмах, гогот, малолетки в мини-юбках.

Права была я, что раньше вечером сюда не ходила. Решаю, что поворачивать уже поздно, цепляю уверенное выражение лица, расправляю плечи и захожу в местное кафе. Утром тут практически нет