Забитая жена для генерала дракона - Кристина Юрьевна Юраш

Под ногами — мой узелок.

Я должна была уйти.

Собрать узелок. Шагнуть в снег, сесть в карету, уехать в новую жизнь. Найти другое имя, другое лицо, другую жизнь.

А не сидеть здесь, как глупая девчонка, которая верит в сказки про любовь.

А передо мной стоял дворецкий.

Мистер Герберн, сгорбленный, как старый дуб под снегом, нёс поднос так, будто на нём не зелья и бинты, а хрустальный сервиз с королевской свадьбы. Его пальцы дрожали. Лицо — напряжённое, почти священное.

— Поставьте, — прошептала я, потому что голос сел от слёз и холода.

Эллинер стоял между мной и дверью, не сводя с меня пристального взгляда.

Дворецкий аккуратно опустил поднос на столик. Бутылочки звякнули — тихо, но зловеще.

Такое чувство, словно на столике теперь операционная.

Мне стало вдруг как-то нехорошо, глядя на длинные ножницы-зажим с ватным тампоном. И мне даже показалось, что ухо болит не так уж и сильно.

— Так, с чего начнём? — произнёс мистер Герберн. — Мадам, будьте так любезны, покажите ваше ухо…

Зелёная жидкость, прозрачная, с золотистым осадком, пурпурная мазь в серебряной баночке, рулон бинтов белоснежнее первого снега… и ножницы с жемчужными ручками.

Я сглотнула, поёжившись, словно пытаясь оградить себя от всех этих манипуляций.

— Позвольте… — начал дворецкий и замолчал, глядя на моё ухо.

Я медленно отвела прядь волос. Больно. Всегда больно. Но сейчас — особенно. Потому что я знала: он увидит то, что я так долго прятала.

Не шрам.

Не рану.

А позор.

Дырка от гвоздя.

Грубая, неровная, с коростой по краям, с припухлостью, что не проходит. Гвоздь прошёл не аккуратно — как будто сама ненависть рвала плоть. Ухо опухло, покраснело, и каждый раз, когда я смотрела на него в зеркало, мне хотелось его чем-то прикрыть.

Мистер Герберн замер.

Глаза его — не от страха. Не от отвращения.

А от боли.

Будто он увидел не дыру, а саму боль моего унижения.

Я видела, как кулаки генерала сжались, словно он едва сдерживает себя.

Мистер Герберн замер.

Глаза его — не от страха. Не от отвращения.

А от боли.

Будто он увидел не дыру, а нечто большее. Например, меня у камина в слезах унижения и обиды.

— Нужно промыть, — сказал он, мистер Герберн. — А потом — зелье. Вот это. Мне сказали, что оно заживляет даже старые раны.

Я кивнула. Сжала гвоздь в кармане — не как оружие, а как обещание:

«Больше ничего не сломает меня так, как эта ночь. Больше ни один мужчина не решит за меня, достойна ли я боли».

— А… а больно будет? — спросила я, как ребёнок.

В этот момент генерал дёрнулся вперёд.

— Да, — честно ответил он. — Будет щипать…

Ой, только не это… Мне захотелось захныкать, встать и уйти. Ладно бы рана была на руке. Я бы просто отвернулась и потерпела, но когда-то что-то на голове… Не знаю, это похоже на стоматолога! И мне становится страшно.

Я закрыла глаза, сжала кулаки, вжала голову в плечи.

Слёзы покатились по щекам — тихо, без стыда.

Потом не выдержала и открыла, покосившись на длинные ножницы-зажим в его руках.

Дворецкий осторожно промокнул ухо ватой, смоченной в тёплом отваре, и понёс в мою сторону.

— Ай! — дёрнулась я.

— Мадам, без паники! Я ещё даже не прикоснулся! — послышался терпеливый голос дворецкого.

Ножницы снова приближались, а я рефлекторно дёрнула головой в сторону. Одна мысль, что кто-то прикоснётся к моему уху, вызывала у меня ужас.

— Господин генерал, — прокашлялся мистер Герберн. — Не могли бы вы… зафиксировать даму. Так, чтобы она не уворачивалась?

Глава 58

Эллинер подошел и взял меня за руку. Я почувствовала его тепло и тяжело задышала.

Но вдруг снова рефлекторно дернула головой, когда ватка едва коснулась моего уха.

— Нет, так дело не пойдет, — вздохнул дворецкий. — Даму надо зафиксировать. Так, чтобы она не дергалась и не убегала!

— Встань, — произнес Эллинер, а я с радостью вскочила, чувствуя сиюминутное облегчение. Словно казнь отложилась на пару минут.

Генерал сел в кресло, а потом похлопал себя по ногам.

— Садись, — произнес он.

— Садитесь, мадам, — вздохнул дворецкий, терпеливо ожидая, когда я морально созрею.

Я робко села на колени, но меня тут же прижали к себе, зажимая руки так, чтобы я не могла ими пошевелить. Одна рука обнимала меня за талию, прижимая мои руки, а вторая держала мою голову за подбородок.

— Крепко держите? — спросил мистер Герберн.

— Да, — послышался голос за моей спиной.

Когда зажим снова устремился ко мне, я попыталась дернуться, но не смогла. Я могла лишь только ерзать на его коленях, задыхаясь от боли.

— Мадам, я всё понимаю, но гвоздь явно не мыли перед тем, как использовать, — слышался голос дворецкого, а ухо щипало так, что у меня глаза на лоб полезли. — Поэтому внесли инфекцию. Сейчас мы его промоем…

Когда ватный тампон коснулся раны — я вскрикнула. Но в тот же миг что-то внизу живота дрогнуло — резко, жарко.

Боль в ухе вдруг потускнела. Стала фоном.

А рука на талии — центром мира.

Я перестала задыхаться от страха… и начала задыхаться от него.

Подо мной вздулось — горячее, напряжённое, невыносимо близкое. Не просто «упёрлось». Оно пульсировало — в такт моему собственному учащённому сердцу. И я почувствовала, что генерал не просто держит меня — он ощущает, как я таю в его руках.

— Хорошо, почти… — слышала я утешающий голос дворецкого.

Я чувствовала жар тела сквозь одежду. Чувствовала, как рука еще сильней прижимает меня к себе, словно пытаясь утолить жажду.

Я чувствовала, как мое тело начинает отвечать.

И ухо, это ухо — как бы последнее, что меня волновало.

Горячее дыхание на моей шее.

Казалось, он вдыхал мой запах и выдыхал страсть, перед которой устоять было невозможно. И от этого было страшнее, чем от боли в ухе. Потому что я… Я хотела, чтобы он не останавливался.

— Так, теперь мазь… — слышала я голос. — Если аптекарь не соврал, то пройдет буквально за десять минут. Десять-пятнадцать…

Мои щеки заливал румянец. Я понимала, что мистер Герберн даже не догадывался, что тут происходит. И от этой мысли мне было