Уроки вежливости для косолапых - Виктория Победа

— Предложение трахнуть тебя еще в силе, или уже…

Не успеваю договорить, получаю удар кулаком в плечо, но оно того стоит, потому что помимо удара мне перепадает улыбка.

— Ты просто…

— Самоуверенный гондон?

Она вздыхает, пыхтит вроде недовольно, но я-то вижу, что очередную улыбку усиленно сдержать пытается.

— Ладно, Марина Евгеньевна, чем займемся?

— Ты… ты что, собираешься остаться? — округляет глаза свои красивые.

— А ты думала я так просто уйду?

— У тебя ребенок дома.

— Он в надежных руках.

По крайней мере я на это надеюсь.

— А если я не хочу…

— Но ты же хочешь?

Глава 31. Наглость — второе счастье

— Но ты же хочешь? — устремляет на меня пытливый взгляд, давит им.

Я сейчас не в том состоянии, чтобы объективно оценивать свои желания. У меня, честно говоря, до сих пор нутро дрожит.

Все как-то совсем не вовремя и не кстати. Звонок матери меня хорошо так из себя вывел. Теперь стыдно даже за это истерику, пусть незначительную, но все же.

Я столько времени и сил потратила на то, чтобы какой-никакой броней обрасти, чтобы больше никто и никогда не видел во мне ту Марину, которой я была каких-то четыре года назад.

И что в итоге?

Расклеилась…

И ладно бы наедине с собой, это ничего, это можно пережить, но нет…

Мое молчание прилично, точнее неприлично, затягивается и Буров, естественно, не выдерживает.

— Ну так что? Мне уйти? — спрашивает уже серьезно, без этой шутливости своей и непробиваемой самоуверенности.

Отвожу взгляд, неосознанно сжимаю пальцами его свитер.

Хочу ли я сейчас оставаться одна? Наверное, в любой другой момент ответ бы был непременно положительным, но сейчас…

Отрицательно качаю головой, не в силах произнести вслух ответ на его вопрос.

Не знаю, что на меня повлияло, разговор с матерью или остатки алкоголя в крови, но я делаю то, чего по логике вещей вовсе не должна делать — позволяю Бурову остаться.

Просто что-то во мне надорвалось после звонка мамы, очередных обвинений и воспоминаний.

Я слегка теряю связь с реальностью, погрузившись в свои мысли, а потому не сразу понимаю, что этот медведь задумал.

— Ты… ты что делаешь? — заикаясь, таращусь на Бурова.

Он как ни в чем не бывало, стягивает с себя свитер, в то время как я продолжаю сидеть на нем и наблюдать за его действиями, уже жалея о своем поспешном решении.

Нет, он издевается, что ли?

— Зачем ты раздеваешься?

— Затем, что мне жарко, у тебя тут как в бане, я все утро терпел, — говорит так, как будто я еще и виновата.

Я от такой наглости даже рот открываю, правда, не издаю ни звука.

— Ты нормальный вообще? Оденься немедленно.

— Не-а, мне надоело уже потеть, провоняю тут, тебе же хуже будет. Почему у тебя так жарко? — улыбается, довольный моей растерянностью.

Ему же в самом деле нравится это делать, нравится доводить меня до ручки.

— Потому что тут теплоизоляция, — рявкаю, забыв о том, что еще каких-то несколько минут назад я страдала из-за отсутствия понимания со стороны вроде бы самых близких людей.

Начинаю елозить на Бурове, в попытке слезть с этого медведя нахального. Он не позволяет, кладет свои лапы мне на талию и фиксирует на месте.

— Солнышко, если ты продолжишь эти танцы, то мне еще и штаны придется снять, и не только свои.

— Я тебе не солнышко…

— Ну будешь затмением, так лучше? — интересуется игриво и даже бровь иронически изгибает. — В принципе, учитывая, что я уже несколько недель монахом благодаря тебе хожу и ни хрена мне светит, затмение, пожалуй, правда, больше подходит.

— Знаешь что, — задыхаюсь от возмущения, — я передумала, вали-ка ты… домой.

— Нет, Мариш, — резко подается вперед, — помнишь, как в детстве? Первое слово дороже второго, так что я остаюсь, — скалится довольно.

— А я ничего не говорила, ни первого, ни второго, — возвращаю ему улыбочку.

— Ну наконец-то в себя пришла, так на чем мы там остановились?

Продолжая довольно улыбаться, беспардонно просовывает свою лапу под мою пижамную рубашку, заставляя тем самым меня шипеть, то ли от негодования, вызванного его наглостью, то ли от обжигающего прикосновения, отозвавшегося приятными покалываниями по всему телу.

— Даже не думай, — впиваюсь ногтями в теперь уже голые плечи, буквально вонзаю их в кожу, — я серьезно, тебе пора…

Снова делаю бессмысленную попытку освободиться, она, конечно, с треском проваливается.

Буров только сильнее притягивает меня к себе и я упираюсь ладонями в его широкую, довольно прокаченную грудь, чувствую, как под пальцами играют проработанные мышцы.

Он неплохо за собой следит, судя по тому, что я вижу и ощущаю. В ту ночь я как-то мало что запомнила и не рассматривала его толком.

А ведь он действительно крупный, большой такой, как самый настоящий медведь. Не зря я его таковым нарекла.

— Я не уйду, хватит, Мариш, заканчивай, я ничего плохого не сделаю, хотел бы причинить тебе вред, уже бы причинил.

В принципе в его словах намного больше логики, чем мне бы хотелось. Даже после того случая с червями он не вышел, в общем-то, из себя. Только долбанутой обозвал и немного повеселился за мой счет, и все на этом.

Поднимаю на него глаза, смотрю в его, раздумывая.

— Ну может ты все-таки хотя бы оденешься? — выдыхаю обреченно, принимая тот факт, что сейчас он никуда не уйдет.

— Нет, — качает головой, довольный моей капитуляцией, — мне правда жарко, я тебя не трону, — произносит, косясь на мои губы и мне как-то не очень верится в его слова.

Прежде чем я успеваю что-то ответить, он обхватывает ладонью мой затылок и прижимается к моим губам, проталкивает свой язык мне в рот, так же настойчиво и беспрепятственно как и во все предыдущие разы.

И то ли я такая слабая, то ли он такой напористый, но сопротивления Буров с моей стороны не встречает. Можно, конечно, все свалить на алкоголь и неприятный разговор с мамой, да не выходит, себя обмануть никак не получается.

— Ты только что обещал… — шепчу, получив секундную передышку.

— Я не обещал, что не буду целовать, — произносит с видом победителя.

В его взгляде плещется триумф. Осматривает меня, ненадолго задерживается на груди.

— Кстати, очень милая пижамка, — снова вгоняет меня в краску.

— Что, у тебя в детстве такая же была? Ностальгия? — не знаю, зачем иронизирую, просто хочется.

Правда, радость моя недолго длится.

Буров как-то резко перестает