Последний холостяк - Бетина Крэн

Ремингтон почувствовал в груди ноющую боль и пугающую пустоту. Клео покосилась на него и грустно улыбнулась.

– Я вижу, что ты, мой мальчик, еще не познал истиной любви. Что ж, мне тебя жаль. Ведь одна лишь любовь привносит в наше существование смысл и заставляет биться два сердца в унисон как одно. Когда мой любимый Фокс ушел в иной мир, у меня осталась лишь одна половинка сердца, вторая умерла вместе с ним. – Она вздохнула и умолкла.

У Ремингтона сдавило горло, он утратил дар речи. Впрочем, это было даже к лучшему, так как ответить ему было нечего. Старая актриса легко опровергла все его доводы и вынудила его усомниться в надежности защитных укреплений на подступах к его сердцу, которыми он так гордился. После таких аргументов в пользу любви он готов был признать, что иногда она действительно возникает и как бы осеняет брачные узы, соединяющие мужчину и женщину на всю жизнь. Именно о таком чувстве мечтал всегда его дядюшка Паддингтон. Очевидно, с годами вера людей в чистую любовь становится крепче.

Клео закрыла глаза и задремала. Ремингтон взглянул на ее умиротворенное лицо, испещренное морщинами, и внезапно подумал о том, что и ему не избежать старости и немощности. О чем же станет вспоминать он на склоне лет? В чем найдет утешение? Ему стало страшно, он помрачнел и поник головой.

Затаившаяся в дверях за портьерой Антония заморгала, пытаясь остановить непрошеные слезы, навернувшиеся у нее на глаза. Прибежав на громкий голос Ремингтона, она слышала концовку разговора с Клео и была так растрогана, чтоне нашла в себе сил выйти из своего укрытия. Граф осторожно убрал седую прядь с лица спящей старушки под кружевной чепец и задумчиво уставился на одну из фарфоровых фигурок. Антония собралась с духом и вошла в кабинет.

Увидев ее, граф густо покраснел от смущения и распрямился, хлопая глазами. Антония подошла к нему поближе, и он пролепетал, как бы оправдываясь:

– Она упада в обморок, и я подхватил ее на руки… Но лечь на диван она не захотела, а потому я сел сам и стал ее успокаивать. Она попросила ее обнять, и я не смог ей в этом отказать…

– Вы поступили как истинный джентльмен, граф! – промолвила негромко Антония, с умилением наблюдая игру чувств на растерянном лице Ремингтона, вдруг ставшего похожим на мальчишку, доказывающего свою невиновность с откровенностью и пылом, свойственным лишь юности.

– Я вижу, что вы мне не верите! – обиженно воскликнул он, заметив улыбку, блуждающую у нее на губах.

– Отчего же, ваше сиятельство! Я вам охотно верю! – сказала она и звонко рассмеялась, лаская его взглядом. – Как вы могли не обнять женщину, если она вас об этом умоляла! Должна вам сказать, что наша Клео – большая притворщица и не упустит шанса побывать в объятиях симпатичного мужчины. В этом смысле она довольно бесцеремонна, действует наверняка и без тени смущения и стыда. Что ж, у нее прекрасная актерская школа и большой жизненный опыт. Однако Mire показалось, что выполнение ее просьбы доставило и вам определенное удовольствие, сэр! Значит, ваше бесчувственное сердце еще не полностью покрылось коркой льда.

Ремингтон вздрогнул и взглянул ей в глаза так, что у нее замерло сердце и задрожали колени. Пожалуй, она бы упала прямо на него и на спящую Клео без чувств, если бы внезапно где-то в глубине дома не хлопнула дверь. Антония взяла себя в руки:

– Не могли бы вы, граф, отнести Клео наверх и уложить ее в постель?

Он молча кивнул и, поднатужившись, встал с дивана, держа старушку на руках. Антония сопроводила его до ее спальни и помогла ему уложить женщину на кровать.

– Ей нездоровится, – тихо произнесла потом она, рассматривая бледное лицо своей подопечной. – А в последнее время она все чаще заговаривается и погружается в свои воспоминания о былом. Это дурной признак…

Ремингтон согласно кивнул и стиснул зубы. Антония повернулась и вышла из комнаты. Когда она закрывала дверь, он стоял так близко к ней, что она ощутила жар его дыхания и тела, пахнущего сандалом и мускусом. Ее сердце затрепетало, она покосилась на него, их взгляды скрестились. Она смущенно потупилась, заметив, что его карие глаза темнеют от вожделения, и промолвила:

– Вы были так добры к ней, граф! Меня это приятно удивило!

Он молча гипнотизировал ее взглядом, и ей показалось, что воздух вокруг них сгущается и теплеет. Он тоже задрожал, охваченный страстным желанием обнять ее и поцеловать. Антония порывисто вздохнула, резко повернулась и быстро пошла прочь от него по коридору к лестнице. Граф прикусил губу и пошел в противоположном направлении.

Войдя в бельевую, расположенную на третьем этаже, он сорвал с себя сюртук, схватил тряпку и принялся яростно чистить закопченную лампу, пытаясь отвлечься от мыслей об Антонии Пакстон, после встречи с которой у него возникала ноющая боль в чреслах, переполненных неутоленным желанием, и помрачался рассудок.