Сквозь шторм - Беверли Дженкинс

— Я бы никогда не поработил тебя, бижу. Никогда.

Сэйбл знала, что произнесенное шепотом французское слово «бижу» означает «драгоценность». И именно так она чувствовала себя, сидя у него на коленях, словно драгоценный камень. Она догадывалась, что он постоянно использует это мощное сочетание слов и поцелуев, и теперь понимала, почему женщины так обожают его. Мысль о том, что она, вероятно, была всего лишь одной из сотен женщин, которые были у него, немного охладила ее пыл и заставила медленно прервать поцелуй, чтобы перевести дыхание.

Рэймонд решил, что ошеломил ее, поэтому ограничился тем, что провел пальцами по коже на ее подбородке, ожидая, пока она придет в себя. Он думал, что ему будет достаточно просто прикасаться к ней, но теперь понял, что этого будет недостаточно. Подстегиваемый желанием обладать ею, он запечатлел мимолетные поцелуи на ее подбородке, лбу и виске, молча доставляя ей удовольствие таким неторопливым способом.

— Я не могу ясно мыслить, — тихо призналась она.

— Это только справедливо. Я не могу ясно мыслить с того дня, как мы встретились…

Он медленно завладел ее губами; этот поцелуй был таким властным. Не имея возможности защититься от него, Сэйбл снова добровольно сдалась.

Когда он наконец отстранился, она могла поклясться, что комната закружилась. Ее ноздри раздувались, губы приоткрылись, а он улыбался, глядя на нее сверху вниз, как пресловутый довольный тигр.

Взглянув в его красивое лицо, она без стыда призналась:

— Я понимаю, почему женщины так и бросаются на тебя.

Он усмехнулся в ответ.

— Наконец-то ты проявляешь ко мне должное уважение. Мне следует чаще целовать тебя.

Он именно так и сделал, отчего комната закружилась еще больше, а затем медленно и неохотно оторвал свои губы от ее.

— Теперь ты можешь идти доедать свой пирог.

Ошеломленная Сэйбл вернулась на свое место и съела свой фунтовый пирог под пристальным взглядом его горящих тигровых глаз. Каждый раз, когда их взгляды встречались, ее вновь пробудившаяся страсть бесстыдно вспыхивала. Находясь здесь, с ним, она вспомнила о Бриджит и обо всех их диких и скандальных разговорах о мужчинах, и о том, как стать волшебницей невообразимых наслаждений. По его поцелуям она поняла, что Левек — человек опытный. Он, несомненно, мог бы многому научить ее в том, что касается страсти, которую Бриджит называла необходимым элементом в жизни мужчин и женщин, — если бы она только захотела. Она подумала, что могла бы. Она сомневалась, что когда-нибудь найдет мужчину, который будет ухаживать за ней так же пылко, как майор, независимо от его намерений, и без слов знала, что воспоминания женщины о страстной встрече с таким мужчиной, как он, останутся на всю жизнь. После того, как за последние несколько лет она столкнулась с суровой реальностью выживания, часть ее была рада таким воспоминаниям.

Она доела десерт, оставила его за столом и отошла в дальний угол комнаты. Внешней стены больше не было, что позволяло ей смотреть на погруженные в темноту окрестности. Она решила, что должна рассказать ему историю смерти Мати, прежде чем вечер продвинется дальше. Он выразил заинтересованность в том, чтобы услышать историю, стоящую за обвинениями Морса, и сейчас, казалось, было самое подходящее время. Оглянувшись через плечо на него, все еще сидящего за столом, она спросила:

— Не присядешь ли со мной? Мне есть что рассказать.

Он кивнул и подошел к ней.

Она села, свесив ноги вниз. Он последовал ее примеру, довольный тем, что она, по-видимому, не боялась своего ненадежного положения.

— Это началось давным-давно…

Она рассказала ему историю Старой королевы и обстоятельства ее смерти. Затем последовала история ее матери, Азелии, и ее трагического конца. Затем Сэйбл рассказала ему свою историю, рассказав о том, как ее собирались продать, и о смерти Мати.

— Она вошла в огонь и ни разу не оглянулась…

— Карсон Фонтейн был единственным человеком, оставшимся в доме?

— Да.

Боль и огорчение охватили Сэйбл с такой силой, словно смерть Мати случилась вчера. Она задавалась вопросом, пройдет ли когда-нибудь эта боль.

— Морс давно хотел заполучить меня. Мне было около четырнадцати лет, когда он впервые попытался меня купить. В то время он был сыном бедного фермера, разводившего свиней, и Карсон Фонтейн посмеялся над таким предложением. Но Генри Морс разбогател на войне, и теперь респектабельные семьи приглашают его в свои дома. Он загнал меня в угол на кухне на последней новогодней вечеринке Салли Энн в 62-м, когда был так пьян, что едва держался на ногах. Он продолжал сыпать непристойными и грубыми предложениями о том, как я могла бы помочь ему встретить новый год, а потом попытался показать мне, как это делается. Если бы не появился слуга Отис и не пригрозил ему кнутом, я думаю, он бы причинил мне вред.

Рэймонд хотел, чтобы Морс умер, немедленно, но сдержал свои мысли при себе.

— Похоже, ты очень любила Мати.

— Да, это так. Несмотря на то, что Карсон взял меня к себе в дом, Мати вырастила меня. Это она назвала меня Сэйбл. Она назвала меня так, надеясь, что моя кожа потемнеет.

Рэймонд улыбнулся.

Сэйбл тоже улыбнулась.

— Но этого, конечно, не произошло. Теперь, когда Райн уехал, у меня никого не осталось.

Ночной ветерок играл свечами, заставляя их мерцать.

— Ты смирилась с решением своего брата?

— Сейчас я справляюсь с этим немного лучше, чем поначалу. Я наконец поняла, что ничего не могу поделать. Я всегда буду думать о нем и всегда буду любить его, но он выбрал свой путь.

Рэймонд услышал печаль в ее голосе. Как всегда, ему захотелось утешить ее.

Она тихо добавила:

— Сегодня утром я узнала, что Эйвери и его семья тоже уезжают. Их будет спонсировать церковь в Род-Айленде. Я надеялась провести с ними больше времени.

— В твоей жизни всегда будут появляться новые люди, а некоторые уходить из нее.

— Я знаю, но до войны жизнь казалась намного более размеренной. У людей были друзья, знакомые — теперь ничто больше не кажется постоянным. Я продолжаю убеждать себя, что это хорошо, что рабство, в конце концов, умирает, но, должна признаться, я не знаю, смогу ли я пережить потерю того, кто мне дорог.

Он обнял ее за плечи и притянул к себе еще ближе. Улыбнувшись его пониманию, она положила голову на его успокаивающую грудь и наслаждалась тем, что ее обнимают.

— Находясь с мужчинами в больнице, я забываю о собственных страданиях. Я не могу жалеть себя после того, как становлюсь свидетельницей их страданий. Мое разбитое сердце