Ускользающее пламя - Кэтлин Вудивисс

По-видимому, ничего большего судья и не желал услышать. Покраснев, он обратился к Бо:

— Простите, что мы потревожили вас, капитан Бирмингем. — Он приподнял шляпу. — Позвольте пожелать вам счастливого пути.

Алистер в ошеломленном недоверии уставился вслед судье, который направился к трапу.

— Не может быть… Неужели вы позволите этому негодяю остаться безнаказанным?

Помедлив возле трапа, судья Блейкли оглянулся через плечо:

— Капитан и миссис Бирмингем состоят в законном браке, сэр. Во всей Англии вам не найти судьи, который был бы иного мнения. Боюсь, вам придется смириться, Уинтроп.

— Как бы не так, болван! — выкрикнул вслед ему Али — стер. — Ты у меня еще поплатишься! — Стряхнув с плеча руку Радда, он метнулся к Бо, не скрывая ярости: — И тебе несдобровать, ублюдок! Можешь задирать нос сколько угодно, но от меня ты не уйдешь…

Бо прищурился, глядя на худосочного противника.

— Ты посмел оскорбить меня?

Не подозревая об опасности, Алистер потряс кулаком, не отказав себе в удовольствии повторить полюбившееся оскорбление:

— Вонючий ублюдок! Грязный и лживый янки…

В три шага Бо преодолел разделяющее их расстояние и схватил Алистера за воротник. Не обращая внимания на протестующие вопли, Бо понес его к лееру, остановился, раскачал свою ношу и вышвырнул ее за борт. Незваный гость дико замолотил руками и ногами, пытаясь отыскать опору, но увы, таковой поблизости не оказалось. Брань Алистера сменилась душераздирающим визгом, который заглушил громкий всплеск и хохот всей команды. Но и на этом Бо не успокоился. Пройдясь вдоль борта, он ловко вскочил на перила, подбоченился и прокричал Алистеру, который к тому времени уже всплыл на поверхность, отплевываясь и хватая ртом воздух:

— Можешь оскорблять меня, если у тебя хватит наглости, Уинтроп, но не смей даже в мыслях упоминать мою мать, иначе я прикажу выпороть тебя так, что на твоей шкуре не останется живого места! Я не позволю какому-то негодяю клеветать на женщину, которую я боготворю!

Спрыгнув с перил, Бо с отвращением отряхнул руки.

— Теперь он научится держать язык за зубами, кэп! — прокричал кто-то из матросов.

Бо кивнул:

— Тащите сюда бочонок, ребята, выпьем за то, что мы избавились от этого подонка!

От дружного топота ног судья поморщился, но одобрительно улыбнулся подошедшему капитану:

— Я тоже преклоняюсь перед своей матерью, сэр.

Бо улыбнулся: его мнение о судье изменилось в лучшую сторону.

— Стало быть, вы понимаете меня, ваша честь.

Он обернулся к Ховарду Радду, который на миг застыл в неподвижности, ошеломленный расправой с приятелем. Подбородок поверенного дрожал. Заплетающимся языком он заверил капитана, что у него и в мыслях не было оскорблять чью-либо мать. После жалкой попытки оправдаться он стремительно повернулся, метнулся к трапу, так что фалды его сюртука затрепетали на ветру, чуть не столкнулся с судьей и сбежал на причал. Спустя минуту он разыскал веревку и бросил ее конец Алистеру, беспомощно барахтавшемуся у борта корабля.

Оказавшись в объятиях мужа, Серинис радостно рассмеялась, и он ответил ей продолжительным и крепким поцелуем, но не для наблюдавших за ними матросов, а ради собственного удовольствия.

Серинис оторвала голову от подушки только для того, чтобы отыскать взглядом ведро, предусмотрительно оставленное Билли Тоддом возле постели. Издав негромкий стон отчаяния, она закрыла глаза, пытаясь справиться с подступающей тошнотой, но каждое покачивание корабля неизменно вызывало ответную бурю в желудке. Еще совсем недавно она радовалась уединению каюты помощника, а теперь считала ее камерой пыток. Штормы, в полосу которых корабль попал вскоpe после отплытия от берегов Англии, заставили Серинис втайне поклясться себе, что, .если она каким-то чудом переживет плавание, больше ее нога никогда не ступит на борт корабля.

За прошедшие пять лет Серинис постепенно забыла неприятные подробности путешествия из Чарлстона в Англию. Кроме того, их вытеснило горе, вызванное смертью родителей и потерей дома, но теперь, мысленно оглядываясь назад, Серинис вспоминала, что на протяжении всего плавания она пролежала пластом.

Слабая улыбка тронула потрескавшиеся губы Серинис, и она поморщилась, чувствуя, как кожа на них вновь лопнула. Из нее вообще никогда не выйдет моряка, даже самого захудалого. Если посчастливится когда-нибудь добраться до суши, никакие силы не заставят ее вновь выйти в открытое море. Больше никогда она не сможет любоваться волнами, не вспоминая мучительные ощущения, возникающие при подъеме носа корабля и последующем резком спуске с гребня волны. Пытка казалась бесконечной, волны одна за другой вздымали судно…

Серинис едва успела вовремя склониться над ведром. Как только у нее началась морская болезнь, она попыталась скрыть ее симптомы от Билли, упрашивавшего ее поесть. Но едва взглянув на уставленный аппетитной снедью поднос, к которому Серинис не притронулась, юнга все понял. К изумлению Серинис, Билли безо всякого отвращения бросился к ней I на помощь, принес ведро и влажное полотенце. Сквозь рыдания она упросила юнгу никому не рассказывать о случившемся, особенно Бо. Билли колебался, считая неразумным утаивать это от капитана, но в конце концов согласился. С тех пор он появлялся в каюте Серинис без вызова: приносил свежую воду, легкий бульон, чистые полотенца и украдкой опорожнял стоявшее возле постели ведро.

Несколько раз Бо настойчиво стучал в дверь каюты, с каждым днем его раздражение нарастало. Укрывшись одеялом до подбородка, Серинис отказывалась впускать мужа и даже отвечать на вопросы. Бо решил, что она по какой-то причине сердится на него, и на время прекратил попытки нанести ей визит.

Силы Серинис таяли, потрескавшиеся губы кровоточили при каждом движении. Даже вода не удерживалась в ее желудке. Сон стал единственным спасением от бесконечной пытки, но просыпаться было слишком тяжело: обычно вместе с пробуждением возникала необходимость избавиться от остатком содержимого желудка. Серинис даже не порывалась сменить ночную рубашку на более приличную одежду, ее волосы безнадежно спутались, но у нее не было сил беспокоиться о своем внешнем виде.

Три негромких удара в дверь возвестили о том, что Билли вернулся за чашкой, в которой принес бульон час назад. Он так и остался нетронутым. Услышав слабый голос Серинис, Билли вошел в каюту и застыл: впервые в жизни он видел перед собой человека, настолько близкого к — смерти. Под глазами Серинис залегли темные круги, щеки запали, прежде нежные пухлые губы пересохли от недостатка воды. Перепуганный юнга развернулся и бросился за капитаном, позабыв об обещании, данном Серинис.

Через несколько минут Бо стоял возле кровати Серинис. Его черные волосы растрепал вечерний ветер, глаза гневно горели.

— Черт побери, Серинис, почему вы молчали? Судя по вашему виду, вы уже стоите одной ногой в могиле.