Паутина - Весела Костадинова

Она ловко перехватила концы, ненавязчиво отстраняя своего сына, который тут же отступил на шаг назад, снова возвращаясь к своей привычной невозмутимости.

Через несколько секунд шарф оказался завязан затейливым узлом, мягко облегая шею, и я почувствовала, как он стал частью меня, частью этого места.

— Вот так лучше, — довольно сказала Наталья, слегка поправляя ткань.

Я провела пальцами по гладкой поверхности шарфа и снова улыбнулась.

— Идем, — позвал Макс, открывая двери и пропуская меня вперед, — покажу тебе фронт работы, а потом провожу на первое занятие.

Мне поручили уход за растениями в одной из стеклянных галерей Центра. Мягкий запах влажной земли смешивался с лёгким ароматом растений — терпким, чуть пряным, но удивительно успокаивающим. Здесь всё дышало жизнью: в прозрачных стенах отражались нежные тени листвы, воздух был прохладным, наполненным шелестом и редкими каплями воды, скользящими по широким, сочным листьям.

Я ловко щёлкала ножницами, срезая засохшие веточки, убирая старые, пожелтевшие листья. Работа была монотонной, но в этом была своя медитативность.

Перед работой я хотела сперва навестить маму, которую не видела несколько дней, но Макс мягко, но настойчиво отговорил меня, предложив навестить ее вечером, после работы. Я доверилась ему и его знаниям, надеясь, что поступаю правильно.

Через часа два, он пришел за мной и протянул картонный стаканчик с чаем: уже знакомым мне по запаху.

— Прервись на десять минут, Лиана, — он присел на одну из скамей, — составь мне компанию. А потом пойдем на сеанс. Сегодня группа маленькая, все новички, тебе не будет сложно.

Я села рядом с ним, отпивая из своего стаканчика.

— Не устала? — спросил он мягко.

— Нет, — покачала головой, — наоборот. Успокоилась. Надо было мне идти на ботаника, а не на микробиолога. Вот не думала, что это так приятно — возиться с растениями.

— Хорошо, — кивнул Макс.

— Максимилиан Эдуардович, — из одного из боковых коридоров быстрым шагом вышла чуть полноватая девушка. При звуках ее голоса я едва вздрогнула.

Увидев меня, она резко остановилась, глядя прямо на меня.

— Лиана?

— Марина?

Вырвалось у нас почти одновременно.

Макс чуть приподнял брови.

— Вы знакомы, девушки? — спокойно спросил он.

— Учимся вместе, — чуть поджала я губы, недовольно глядя на Ломову. Марина глаза отвела.

Подругами мы никогда не были, скорее испытывали взаимную неприязнь, поэтому мне стало не по себе от ее присутствия здесь. Однако Марина не стала заострять конфликт, только молча кивнула, подтверждая мои слова.

— Максимилиан Эдуардович, — продолжила она, — там приехали новые кресла, нужно бумаги подписать.

— Хорошо, Марина, — кивнул он, поднимаясь и бросая на меня взгляд, полный сожаления, — уже иду. Сможешь проводить Лиану к Василисе на занятия?

— Конечно, — Марина посмотрела на меня и улыбнулась. Это была не насмешка, не снисходительная гримаса, а мягкая, немного робкая улыбка, словно она тоже чувствовала себя неловко от этой встречи. Вопреки всему, я ответила ей тем же.

Макс покинул нас, а Марина, слегка переминаясь с ноги на ногу, осталась стоять рядом, будто раздумывая, стоит ли что-то сказать.

— Нравится тут? — тихо спросила она, не настаивая, а скорее из искреннего любопытства и желания сгладить ситуацию.

— Пока не знаю, — вздохнула я. — На самом деле — нравится, но я первый раз иду на…. Занятие.

Марина снова улыбнулась. Тепло.

— Максимилиан Эдуардович просто гений, — тихо заметила она, когда мы пошли длинными коридорами к залу тренинга. — Он многим помогает, Лиана. Здесь… — она вздохнула, — хорошо. Василиса, — мы заглянули в один из небольших залов, где собирались уже несколько человек, — я вам Лиану привела.

Василиса — высокая женщина лет сорока приветливо улыбнулась мне.

— Заходи, дорогая, не волнуйся, мы всего лишь познакомимся и подышим вместе.

24

Это было невероятно. Это было ошеломительно и бесподобно. Впервые за эти два чудовищных месяца я внезапно чувствовала себя почти хорошо.

Мягкость света, приглушенность звуков, теплота подушек под спиной, ровный голос Василисы. Безопасность. Тепло. Поддержка.

Я вышла с занятия едва не плача от облегчения и от острого чувства радости, растекавшегося по моим мышцам. Если в самом начале я шла на тренинг с опасениями, то сейчас понимала, что мне впервые стало легче!

Василиса не солгала — мы действительно просто дышали, просто слушали ее голос, ощущали ее легкие, ненавязчивые прикосновения. Потом просто прыгали минуты три и обнимались.

Ничего особенного.

Я вернулась домой еще за светло, вдоволь нагулявшись с мамой по заснеженному парку, поужинав с Максом в их столовой, больше похожей на кафе, даже немного поболтав с Мариной. Мне не очень хотелось уходить, но нужно было поговорить с бабушкой, которую я сильно обидела утром.

Она ждала меня и встретила мягкой улыбкой, хоть в ее бесцветных глазах я и увидела отголоски боли, что причинила своим поведением. Она волновалась за меня, боялась, и я не имела права отталкивать ее так сильно.

— Бабуль, прости, — голос мой сорвался, когда я шагнула вперёд и обняла её, вжимаясь лицом в шею, в её тёплый шерстяной свитер, в её сухонькие, тёплые ладони, что тут же обняли меня, словно укрывая от всего мира.

— Прости меня, — повторила я, закрывая глаза.

— И ты меня прости, родная, — тихо ответила она, прижимая меня к себе и медленно, размеренно гладя по волосам. — Девочки опять звонили….

— Я была у мамы, бабушка, — глухо ответила я, стараясь не обращать внимание на царапнувшие слова, — ей намного лучше. Мы гуляли по парку. Она… она даже улыбнулась, бабуль, когда снег попадал ей на лицо.

— Хорошо, — тепло прошелестела в ответ бабушка. — Очень хорошо. Жизнь идет, Лиана, не смотря на боль и страх, не смотря на отчаяние и усталость, она не заканчивается.

— Знаю, бабуль, — я положила голову на ее плечо, закрывая глаза, — знаю. Ты опасаешься, что я рушу свою жизнь, но сейчас я хочу понять, чего хочу сама. Знаешь, я все время думаю, не было ли в словах мамы доли правды? Я — Романова, но я не папа. И может… — я замолчала.

— Ох, Лиана, — вздохнула бабушка, качая головой. — Твоя жизнь — только твоя. Но…

— Знаю, — я снова обняла ее, понимая, что больше не хочу говорить с ней об этом — мои мысли ее больно ранят. Слишком больно. — Не волнуйся за меня, я справлюсь, — сложила в эти слова все то ощущение облегчения и даже радости, что получила сегодня в Центре, надеясь, что бабушка почувствует их тоже.

— Завтра тоже поедешь к маме? — тихо спросила она.

— Да, — кивнула я, — ненадолго.