Красавица - Валерия Аристова

и герцог как всегда пикировались, но сегодня Диана не слушала их, думая о своем. Оливия Манчини, сестра Марии, сидела рядом с графом де Рошер, виконт де Сен-Мишель играл в кости с Шарлоттой дОрели, то и дело бросающей взгляды на де Савуара. Совсем юная тоненькая англичанка Анна де Ламбаль, смотрела на их игру и болела за свою подругу Шаролотту, то и дело издавая радостные возгласы, когда та выигрывала. Виконт де Ле Жарк и шевалье де Сис беседовали в пол голоса с красивой рыжей баронессой де Вернель, а та смеялась, закидывая голову и закрывая лицо веером. В комнате были еще какие-то люди, которых Диана не знала, но которые тоже были приглашены на прогулку с королем. Скука наваливалась на нее серой тоской, когда вдруг возникло шевеление, и дверь растворилась. Но еще до того, как обернуться, еще до того, как лакей объявил имя вошедшего, по каким-то незримым эманациям воздуха, Диана уже знала, кто стоит за ней. Волна всепоглощающей ненависти захлестнула ее раньше, чем де Савуар и де Рошер бросились к вошедшему, едва завидев его. Еще до того, как Анна де Вернель вытянула шею, пытаясь что-то разглядеть за их спинами, а Анна де Ламбаль вспыхнула и замерла с широко раскрытыми глазами. Диана же задохнулась и вцепилась в набалдашник своего хлыста.

— Граф де Сен-Клер, — объявил лакей, распахивая дверь.

Диана обернулась. Сжала губы. Вокруг него столпился народ, но она тут же поймала его взгляд. Он смотрел на нее и не улыбался. Спокойный, собранный и уверенный в себе, как всегда. И черные глаза, как черные озера, на дне которых плещется буря, которая никак не отражается на поверхности. Диана невольно закусила губу, медленно кивнула ему, и снова отвернулась к окну. Оседланные кони, в том числе и ее серый в яблоках, ждали во дворе их компанию, приплясывая от нетерпения. Диана мечтала как можно скорее оказаться подальше от Лувра. Она прикажет открыть ее дом, и будет жить там. Она не будет жить под одной крышей с этим человеком, предателем, от одного вида которого перед ее глазами вставали те образы, которые она никогда бы не хотела вспоминать. Лицо герцога Гренада, пытавшегося изнасиловать ее, но напоровшегося на пистолет в ее руке. Он оказался трусом и ушел. Но Диана хорошо помнила, как исказилось его лицо от нечистой страсти. Лицо ее госпожи, имени которой она уже не помнила, то месиво, которое осталось от него, когда она спустила курок. Подземелье доминиканского монастыря, где пытали какого-то человека, а кровь стекала в специальный желобок в полу. Долина, где они с Морисом бродили два дня без еды, не надеясь найти выход. Безумная гонка по горным тропам, когда их преследовали какие-то люди. Им с трудом удалось оторваться от них и спрятаться, переждать до ночи, а потом ночью ехать в кромешной тьме по незнакомой дороге, слушая вой волков.

Все эти образы промелькнули у нее перед глазами и ее затошнило. Он знал, что ей нужна его помощь, но даже не подумал ей помочь. Он посчитал выполненной свою миссию, когда передал ей свою сутану и адрес, где ждал ее изменник Морис. Сам же он, скорее всего, покинул монастырь днем позже, когда обман вскрылся, но предъявить ему монахам было нечего, ведь его не обвиняли в колдовстве, а личность его легко могла быть подтверждена французским послом. Она много часов провела гадая, почему он так поступил, и пришла к выводу, что ему просто надоело возиться с неудачливой красавицей. И все возражения Луизы о том, что возможно она чего-то не знает, Диана не хотела брать в расчет.

Последний раз он видел ее в сутане и с капюшоном на голове в камере монастыря святого Доминика. Губы ее коснулись его щеки в благодарность за все, на что он ради нее пошел. Теперь же она стояла у окна рядом с Савуаром и глаза ее, когда она обернулась и посмотрела на Ролана, были холодны, как лед. На ней была голубая амазонка, расшитая серебряными бусинами, сверкавшими в свете солнца. Как амазонка из лучших тканей не имеет ничего общего с сутаной доминиканца, так и ледяной взгляд ее не имел ничего общего с испуганными глазами, которыми она смотрела на него тогда.

По рассказам Мориса он знал, как она проклинала его, когда вынуждена была скитаться практически одна по горам и долинам Испании. Каждое ее проклятье достигло цели. Он отвернулся, не желая думать о ней плохо. Он не надеялся, что она кинется к нему с распростертыми объятьями, но он точно не заслужил презрения и ненависти, которые сквозили в ее глазах.

С трудом взяв себя в руки, Ролан стал отвечать на приветствия своих друзей, надеясь, что никто не заметил момента его слабости. Он поклонился Оливии, а потом заговорил с Анной де Вернель, с которой состоял в длительной связи. Анна была хороша в постели, но слишком язвительна. Старше него на три года, опытная придворная интриганка, она была наблюдательна и изворотлива, поэтому Ролан не имел права ни на секунду выдать своих эмоций. Потом он заметил новое лицо. Оливия представила ему Нелли, юную герцогиню де Ламбаль, худенькую прозрачную девочку с волосами цвета льна, которые были завиты тонкими колечками и мило обрамляли худенькое личико с огромными серыми глазами. Она заинтересовала бы его, не будь в комнате Дианы, если бы он мог думать о ком-то, кроме той, что стояла к нему спиной.

Когда приветствия закончились, когда он отшутился от вопросов, где же он был столько времени, он должен был подойти к Диане, потому что они были хорошо знакомы и все отлично знали об этом. И было бы очень странно не обратить внимания на нее — самую прекрасную женщину в Лувре.

Он стал слишком сентиментален. Ему было стыдно за свои мысли, но он по-настоящему робел перед Дианой, как школьник перед юной гризеткой. Диана показала, что не желает его знать, но он не имел права показывать ей ничего подобного.

— Рад приветствовать вас, мадемуазель дАжени, — он вынудил ее обернуться и склонился в поклоне.

Она смотрела на него, но глаза ее оставались холодны. На секунду ему показалось, что она его ударит. Губы ее дрогнули.

— Здравствуйте, месье.

На этом их беседа закончилась. Диана снова отвернулась, а Ролан обратился к молодой англичанке, которая от смущения не знала, как спрятать