Совместное дыхание. Жизнь и любовь подводных пловцов - Светлана Хромова

Вот только не понимаю, почему он так и не сказал «я люблю тебя». Не знаю, как сказать, что для меня это важно. Если он не любит, то почему ведет себя как влюбленный? Не понимаю.

Иногда эмоций слишком много. Бьются внутри головы, растекаются по всему телу, немеют в кончиках пальцев. Счастье, страх, ревность, любовь, еще что-то слишком живое, не поддающееся классификации. И они все разом стучатся в меня и во мне и звонят, как тысячи колокольчиков. А потом наступает тишина. В голове пусто, чисто, светло. Покой. Я выдыхаю. Останавливаю внутренний взгляд на чем-то размытом и далеком. Блаженно щурюсь. Тишина.

Нас с детства приучали к статусам – ребенок, сын, брат, школьник, первый «А» или «Б»… Эти определения успокаивают и дарят надежное чувство ясности. Они нужны. Но часто мы попадаем в ловушки этих навязанных жизненных позиций и, стараясь следовать за ними, теряем собственное направление. В голове некая схема, как должно быть, чтобы стать счастливым, успешным, состоявшимся, нужное подчеркнуть. И человек делает все, чтобы внедрить себя в этот «счастливый» статус. И бывает, что это работает. Если то, кем человек хочет быть, его настоящее желание. А не мамино-папино и княгини Марьи Алексеевны. Погоня за чуждым определением счастья похожа на движение маленькой рыбки на свет фонарика рыбы-хищника. Этот огонек завораживает, дарит надежду, тьма вокруг расступается, дорога кажется прекрасной, но рано или поздно хозяин фонарика тебя проглотит. И новая тьма будет гораздо сильнее тьмы прежней, когда ты еще мог выбирать.

Иногда очень сложно услышать самого себя. Узнать, чего же хочется на самом деле. Не обмануть, не отвлечь, не направиться в сторону легкого, определенного за тебя, приносящего не существующее в реальности счастье. Прежде всего, человек рождается собой, и сила, данная от рождения, остается с ним навсегда. И никакие другие люди отнять это не могут. Внешние обстоятельства и близкие могут оказывать влияние на человека, но фундамент личности – это то, на что можно и нужно опираться.

Я знаю, кто я. Знаю, кто ты. И еще знаю: любовь или есть, или нет, и никаких «я люблю тебя, если…» не существует.

«Красная юбка Армани, красная юбка Армани», – как заклинание повторяла Маша, отвечая на вопрос: «Для вас уже что-то отвешено?», и отправляла в примерочную очередную партию вещей. Выбирая одежду для себя, она почти всегда думала о мужчине. Это было отдельным удовольствием, тайным соединением с любимым, о котором знала только она. Стараясь заглянуть в зеркало примерочной его глазами, Марианна угадывала, понравится ли ее новый наряд, станет ли она в этом платье еще желаннее. И у нее, и у ее подруг походы по магазинам были частью охоты на мужчину. Разглядывая бесконечные платья и блузки, они останавливали свой выбор на той, которая поможет в достижении их особенной женской цели.

Когда начинался роман с Геней, Маша во время очередных покупок встретила ну просто умопомрачительные туфельки, уйти без которых было немыслимо. Она уже представила, как в понедельник зайдет к Сергею Дмитриевичу в новом платье и на этих точеных каблучках, когда выяснилось, что деньги на зарплатной карте иссякли, а кредитка как назло осталась дома в другой сумке. Маша отложила туфли на кассе, слетала домой, вернулась с кредиткой, и когда, ловко цокая по серой плитке, шла к своему кабинету, мужская часть коллектива просто засыпала ее комплиментами. И только она знала, в чем секрет. Именно в тот день у них все и началось. Марианна часто думала, что это не простые туфли, и, может быть, не купи она их тогда, ничего бы не произошло.

Заглянув в свой шкаф, Маша, как опытный искусствовед, безошибочно определяющий век с одного взгляда на картину, сразу могла сказать – к эпохе какого мужчины относится та или иная одежда. И если от белья она всегда безжалостно избавлялась, все остальное оставалось, пока не надоедало или приходило в негодность. Кроме того, в ее гардеробе (на дальних полках) хранились особенные вещи, на которые стоило лишь взглянуть, и она тотчас же вспоминала все – от начала и до конца. Марианна никогда бы не надела их на новое свидание, но и не желала расставаться с ними. Иногда она специально надевала что-то из такой одежды, чтобы поддразнить Геню – невероятно, но в такие моменты он, словно чувствуя неладное, начинал тревожиться, а один раз даже заподозрил ее в измене и устроил сцену ревности. Но Сергеня ни за что бы не догадался, что все дело вот в этом сером свитере, который подарил ей художник Петя, или в этой юбке с блестками, в которой она кружилась на набережной с танцором Лешей. С Гениных времен она хранила волшебные туфельки и синий брючный костюм – когда Марианна в нем сталкивалась в офисных коридорах со своим начальником, он не мог отвести от нее глаз, и уже тогда это все замечали. Да и вообще – большая часть ее гардероба сложилась во время романа с Сергеем Дмитриевичем. Танцора Маша забыла сразу же, как только ей надоели танцы. Художник оказался абсолютно невыносимым, он требовал, чтобы она восхищалась его работами, изображающими или кровавые пятна, или что-то, похожее на лица покойников-инопланетян.

– Скажи – гениально! – Петя отходил назад, любуясь очередным желтым лицом с испуганными бровями. – Узнаешь?

Марианна, как ни старалась, ни разу не отгадала тех, кто позировал для инопланетных лиц. Хотя его друзей она знала, непризнанный гений сразу познакомил ее со всеми, кого знал сам, включая родителей. С ним и его друзьями она увидела целое море выставок, музеев и даже мастерских.

– Может, Коля, – наконец наугад называла она.

Петя вздыхал и, нахмурившись, отходил к окну. Закуривал. Потом возвращался к ней.

– Ну ты-то ладно, ты в искусстве не понимаешь, – он снисходительно клал руку ей на плечо. – Но другим такое я бы не простил! И не прощаю!

Он жаловался на непонимание публики и уверял ее, что однажды проснется знаменитым. Пил Петя исключительно абсент, одновременно куря сигары, и крошечная комнатка в коммунальной квартире наполнялась едким дымом. Зато окно выходило на Чистопрудный бульвар, и Маша подолгу стояла возле него, вглядываясь в ночной город.

Они познакомились во дворе Суриковки – Марианна несла в проявку старую папину пленку, которую мама нашла где-то на антресолях. Когда она забрала свой заказ и развернула темный рулончик, то разглядела на негативе голую беременную женщину. «Ничего себе родители зажигали! Не помню маму с такой