Однажды, в давние времена… - Сиратори Каору

— Сейчас узнают — да?! Ну чего вы ко мне привязались? Мало вам, что весь год своими уроками жизнь портили, так ещё и здесь достали!

Со злостью отшвырнув сигарету, Андрей скрылся в комнате, громко хлопнув за собой дверью. Нет, это сто процентов был не его день! Последние школьные каникулы стремительно превращались в какой-то кошмар… И главное, сам же во всём виноват. Ну что стоило в парк спуститься, за деревья зайти… А уж хамить застукавшей тебя училке…

Ладно, сделанного не вернёшь. Надо сейчас подойти к ней и извиниться. Смять, выбросить у неё на глазах всю пачку и дать слово… Будто она такая дура и не понимает, что всё это — лишь бы предкам не стукнула. Он вспомнил висящий в вестибюле междугородний телефон-автомат. Может, вот прямо в этот самый момент им и звонит… Но, как ни странно, мысль эта сразу же успокоила его. Ну и хорошо, и пусть звонит. Заслужил. За свои поступки надо отвечать. Андрей снова увидел её ошеломлённое, испуганное лицо. Как она отшатнулась от дыма… Не ответила ничего на его злобную тираду, только в полной растерянности продолжала смотреть ему в глаза, словно не веря в случившееся…

Как вообще мог он ей такое сказать — будь оно даже сто раз правдой. При том, что ведь наоборот, в кои-то веки литру сачковать перестал… Конечно, надо извиниться. Ему почти захотелось, чтобы Екатерина Максимовна позвонила родителям — пусть не думает, что он тут какой-то выгоды ищет… Андрей бросил взгляд на наручные часы. Без восьми — она должна уже быть в столовой. Он вышел из комнаты и быстро сбежал с лестницы.

Дверь в дальнем конце гостиной была открыта, в проёме виднелись маленькие, как в уличном кафе, столики… Справа у окна — вот он, на сложенном уголком кусочке ватмана синим фломастером жирно выведена цифра «8». Всё уже накрыто, чай, булочки… Но за столом никого нет. С отрешённым видом он сел на стул и бессмысленно уставился в стену. Почему она не пришла? И что ему теперь делать, ждать её? Или бежать обратно наверх? Может, она сидит там сейчас у себя, плачет… Видеть его не хочет…

Неожиданная развязка

Что произошло? Как, почему? Ведь ещё минуту назад всё было так замечательно… Катя бессильно опустилась в кресло… Ну с чего она набросилась на Кузнецова? Будто из её собственных одноклассников никто в школе не курил. Вполне могла бы и «не заметить»… Неужели всего за год она успела уже превратиться в одну из тех старых, занудных грымз, каких сама всегда терпеть не могла? Вот ведь дура! Себе же всё и испортила. И совершенно непонятно, как быть дальше… Может, плюнуть на этот чай, переждать, пока страсти улягутся… А там сделать вид, что и не произошло ничего. Да, наверно, так будет проще всего… Проще, ага. А Кузнецов уверен сейчас, что она на него родителям настучит.

От этой мысли Кате стало совсем тошно. Вот кому она всё испортила. Что он сейчас чувствовать должен… Даже представлять неохота. И прав ведь совершенно: ну чего она, действительно, к нему привязалась? Ах-ах-ах, маленький мальчик совсем запутался, потерялся, чуть не расплакался — а она, добрая самаритянка, кинулась бескорыстно на помощь. Помогла, ничего не скажешь. Лучше б уж и правда от путёвки этой чёртовой отказалась…

Маленькие золотые часики на запястье показывали, что опаздывает она уже минут на семь-восемь. Катя заперла за собой дверь и начала медленно спускаться по лестнице. Что она ему скажет?.. В голову не шло ничего путного. Или предоставить инициативу самому Кузнецову? Так он извиняться начнёт — и от этого злиться на неё ещё больше… Или не начнёт, из гордости или упрямства. И тогда оба будут молчать за столом как два партизана на допросе. Вполне могут до конца сезона из этой игры в молчанку не выйти…

Опаздывала сегодня не она одна, многие столики до сих пор пустовали. Но Кузнецов был тут, сидел, понуро уткнувшись взглядом в свой наполовину пустой стакан. В каком-то оцепенении Катя застыла в дверях, глядя на него… И внезапно поняла, что сделает.

Она неслышно подошла к столу, но вместо того, чтобы сесть, лишь дотронулась кончиками пальцев до спинки своего стула.

— Кузнецов…

Он вздрогнул от неожиданности и поднял на неё взгляд. Как кролик на удава, подумалось ей.

— Да?..

Нет, с самого начала она взяла не тот тон. Бесстрастный тон учительницы, прекрасно сознающей свою власть над учеником. Быстро же укореняются привычки…

— Андрей, — назвала она его по имени, смягчив голос, — я признаю, что была неправа. Пожалуйста, извини меня. Я сама не так давно школу окончила и отлично тебя понимаю. И обещаю никогда больше не учить тебя жить.

В любой другой ситуации Катя расхохоталась бы, глядя на произведённое впечатление. Кузнецов замер с открытым ртом, словно второе пришествие узрел.

— Ещё я надеюсь, — продолжила она, — что мы с тобой по-прежнему останемся друзьями. Если ты не против. Но если хочешь, я попытаюсь поменяться с кем-нибудь местами — чтоб не мозолить тебе больше глаза… Не знаю только, насколько у меня это получится… — она виновато улыбнулась.

Кузнецов наконец пришёл немного в себя и растерянно пробормотал:

— Да нет, что вы, не надо. Зачем меняться… Я тоже хотел попросить у вас прощения, я вовсе не имел в виду… Я… Вы не обижайтесь, пожалуйста… И что вы стоите, — засуетился он вдруг, вскочив со стула, — садитесь скорей. Ваш чай остыл уже совсем…

— Значит, мир? — облегчённо вздохнула Катя, усаживаясь за стол.

— Мир, — неуверенно улыбнулся он ей в ответ.

— Ну, давай тогда чай пить. Что это? — указала она на стоящую перед ней розетку.

— Джем. По-моему, из инжира, я его в Крыму один раз пробовал.

— Правда? А мне вот как-то не доводилось пока. Вкусно?

— Ничё так, есть можно. Хотя я б лично малиновое варенье предпочёл.

Катя разрезала свою булочку, намазала обе половинки маслом и джемом.

— Андрей, я тебя вот ещё что хотела спросить… Ты не подумай только, пожалуйста, что я тебя критикую, но есть у тебя с собой что-нибудь поприличнее этих джинсов и футболки?

— В каком смысле, поприличнее? Клеша есть. И рубашек несколько.

— Хорошо. А на ноги что-нибудь?

— Полуботинки… Мать сунула, хоть я и упирался.

— Это она у тебя молодец. Ну, значит, всё в порядке.

— Что в порядке? Вы это о