Алкоголичка - Вика Ром

Я пришла в себя, когда мужик в форме полез обшаривать мои карманы.

— Э! — возмутилась я. — Ты че делаешь? — Мой язык едва шевелился.

— Документы есть?

По моим осоловелым глазам он понял, что спрашивать бессмысленно.

— Без документов три дня в КПЗ будешь сидеть. Слышишь? Звони папаше, пусть залог везет.

Он и еще один подхватили меня под мышки и потащили по коридору, ведь я не держалась на ногах, затолкали в камеру и усадили на скамейку. Лязгнула дверь. Не скоро до меня дошло, что я сижу за решеткой.

Придя в себя, я огляделась, ища глазами Антона или Дашку, хоть кого-то знакомого, как вдруг поняла, что мои соседи — это проститутка и вонючий бомж; он храпел на полу.

Сокамерница окинула меня взглядом и сказала.

— Ой, такая молодая и такая пьяная.

— Могу себе позволить, — огрызнулась я.

Она только фыркнула в ответ. Бомж что-то прохрюкал, но я не разобрала что. Я еле поднялась со скамьи и подошла к двери камеры.

— Дяденька, я хочу позвонить. — Я едва могла говорить, потому что любой глубокий вдох вызывал тошноту, и в желудке начинало угрожающе булькать.

Мне принесли смартфон. Я набрала Дашку, но она не взяла трубку, Катька тоже трубку не взяла. Вот тебе и единомышленники. Никто из компании не ответил на мои звонки. В итоге я все же позвонила папе, а затем, когда телефон опять отобрали, приткнулась к стене и уснула.

Спустя вечность папа в сопровождении мента показался в коридоре. Прочла ли я на его лице разочарование? Нет, скорее безнадежность, он будто бы и не ждал, что может быть по-другому.

Мент подошел к двери и сунул ключ в замок. Я поднялась со скамьи и встала, боясь сделать шаг.

— Мила? — позвал папа и брови его поползли на лоб, он как бы не понимал, отчего его дочь тормозит.

И тут я обмочилась.

Быть лучшей или никем. 2.1

Пережитое унижение подействовало сильнее увещеваний. Я снова пыталась бросить и уже месяц не пила. И с друзьями случилось нежданное: все вдруг забыли о попойках, но при этом продолжили встречаться, не беря в расчет тот факт, что для двигателя под названием "дружеская компания" обязательно нужна социальная смазка в виде алкоголя.

В основном мы собирались у Катюхи. Встречаться трезвыми тяжело и муторно. Совершенно не о чем поговорить, нечего вспомнить. Каждый сам по себе такой скучный, что сносной посиделка становится лишь под градусом. Обсудить последние фильмы и сериалы — дел на пять минут, потом сидишь как будто голый в компании незнакомцев и не знаешь, куда себя деть, а улизнуть неприлично и невежливо. Наши унылые сборища спасал Толя.

Толик все время за рулем, обожает свою машину, кажется, даже больше, чем Катьку, потому всегда «сухой». Он работает торговым представителем и мерчендайзером. Его мечта — много получать ни за что. Правда, у меня в голове не бился торгпред с большими деньгами, вот, если бы алкогольную продукцию продавать, то да. А так он ерунду мелкую толкал. Кстати, это было бы супер иронично, если бы завязавший год назад Толик продавал алкоголь.

Да, юмор у него специфический. Больше похоже на сарказм с издевательством. Ленка говорила, что это признак неустроенности в жизни. Пожалуй, да. Пожалуй, его шутки чаще призваны возвыситься над тем, над кем он смеется. Но вот его хохмы над фильмами мне нравились. Когда мы собирались вместе, Толик включал трагический фильм и начинал комментировать, а мы надрывали животы.

Мы собрались в начале февраля, в тот вечер он высмеивал «Титаник». Я со слезами на глазах корчилась от безудержного смеха, наверное, оттого мне стало только хуже: за этим весельем скрывалась пустота. Она поджидала меня в квартире, когда я вернулась домой.

Однажды возвращаться будет неоткуда. Жизни друзей изменятся. Они женятся, заведут детей. Растолстеют, кто раньше, кто позже. Будут ходить на работу, ездить на дачу, отдыхать в Турции раз в год (кому повезет), и все. Конец. А я? Так и буду проводить дни в компании с бутылкой?

Трезвый образ жизни нагонял на меня тоску и уныние. И папа словно почувствовал это: он предложил мне работу.

Я приехала к родителям, чтобы меня ввели в курс дела.

— На тебе лица нет, — заявила мама с порога. Она прежде взялась накормить заблудшую дочь супом и вареными овощами с котлетой. — Сейчас же мой руки и за стол.

Я зависла у зеркальной стены в прихожей — ничего я не похудела. Я всегда так выглядела. А вот пивной животик предательски выдавался.

— Мила, — с упрекающим видом позвала мама, придерживая дверь в ванную.

Все здесь по-прежнему: бутылочки с гелями, шампунями, всевозможной женской ерундой и единственный папин гель для душа — шампунь — средство для бритья. Как много женщинам надо. Ужас. Мой единственный дорогой крем для лица пылился где-то на полке. И все эти алхимические пузырьки мама надраивала до блеска — профессиональная привычка следить за чистотой.

Ленка, сестра, конечно, приехала. Ни за что она бы не упустила шанс побывать на разборе полетов. Боже…

Я всегда была в семье на передовой: лучшая в классе, дополнительный английский, фортепиано, даже четыре года в художественную школу ходила. Олимпиады, соревнования и в конце золотая медаль. Все носились со мной как с курицей, что вот-вот снесет бриллиант. И как только в университете мне перепало немного свободы, я отбилась от рук и так и не снесла драгоценность. А Ленка наоборот: вышла из тени Старшей сестры. Когда я едва тянула учебу, по капле выжимая из себя две дипломные работы и тащила две практики, она годом позже, не моргнув глазом, получила красный диплом и место в известном психологическом центре. Я сошла с дистанции, а она продолжила обучение в аспирантуре.

Сестра сидела, как обычно, в дальнем углу у книжного шкафа и делала вид, что читает. Я прошла и рухнула на диван, но чувствовала, как ее вострые глазки стреляют в меня поверх страниц.

— Ваш ближний пал… — начала я громко.

Ленка положила книгу на колени, предусмотрительно заложив пальцем нужное место, и, прежде чем перебить, дала мне сказать еще пару предложений: «Он пал. Но вы, осуждающие его, разве никогда не падали сами?»

— Я ничего не говорила, — сказала сестра.

— Но наверняка подумала. Ты не лучше меня. Тебя просто миновали искушения, которые выпали на мою долю.

— Ты всегда цитируешь не к месту. Я не знаю, что произошло… Конкретно.

— Да ну! — Я поднялась,