Моя месть. Шах, тебе мат! - Мара Евгеника

- Любил. Сильно. Очень…При мысли о ней сердце колотилось. Но… Узнав, что она убила моего ребенка, как отрезало, - рычит зло мужчина.

Беру паузу, чтобы ее заполнить, записываю несколько строк в блокноте.

Вижу, как на его лице появляется гримаса боли. Глаза становятся практически прозрачными. Ноздри породистого мужского носа начинают ходить, как у быка, который видит красную тряпку.

Кадык и желваки отбивают такт хака, воинственного танца племени маори.

Красивая крупная мужская ладонь сжимается в кулак с такой силой, что костяшки белеют.

«Да, милок, эка, тебя плющит!» - хмыкаю, сдерживая себя от совета, обратиться к психотерапевту.

Пишу медленно, с надеждой, что Зорин за это время немного остынет и успокоится. Ага, щаз…

- И что вы, Евгения Юрьевна думаете по этому поводу. Какие ваши прогнозы? Ну, или предположения?

- Прогнозы? За прогнозами - это в гисметео. Можно еще к ясновидящим обратиться, - произношу спокойно.

Не выражаю никаких эмоций, потому как не нравится мне это дело. Да и клиент тоже.

А еще я прекрасно понимаю, почему Шах навялил его именно мне.

Причина - человеческая и профессиональная амбициозность, плюс болезненная щепетильность.

Яков не зря несколько раз подчеркнул Зорину, что Евгения Юрьевна справится и все сделает на высшем уровне.

Своими словами он дважды наступил мне на мою мозоль. Нет, вернее, на ахиллесову пяту.

Не зря же Шах так старательно и тщательно вытачивал из меня, деревенской девчонки, свою Галатею. Да, он смог воспитать из меня свое второе я.

Только вот одного не учел игрок человеческими судьбами, что дети или уходят от своих родителей, или как гидры поедают их.

Пауза между нами затягивается.

Я молчу.

Роман продолжают пыхтеть, как бык.

«Может он - садо-мазо. Ему нужна женщина-повелительница с плеткой в руке», - в моем мозге рождается странная для меня мысль.

Прикусываю до боли губу, чтобы не рассмеяться. Делаю это вовремя, потому как тут же прилетает в тему вопрос Зорина.

- Это…Вы…сейчас…надо….мной? - он снова пытается надавить на меня голосом.

- Может, Вам, Роман Дмитриевич, поискать другого адвоката? - теперь я кидаю ему вопросительный пас.

- Нет! И это не обсуждается! Моим адвокатом будете только Вы, Евгения Юрьевна, - категорично заявляет Зорин, встает и выходит из моего кабинета, без слов ставя точку в нашем разговоре.

«Архетип «правитель» - разделяй и властвуй» - записываю в своем блокноте…

ГЛАВА 3

Шахматы - игра людей с их психологиями

После того, как этот чертов «правитель», своим «недосвиданья» мне, как холопу, указывает место, я со злостью скидываю туфли.

Почему-то в данной ситуации именно туфли вызывают мою агрессию.

Словно это не Зорин, а они, стиснув мои ступни, раздавили в прах мою самооценку и самообладание. - Чертов - Шах! Чертов - Зорин! Чёртовы шовинисты и альфа-самцы! Пусть на вас обоих икота нападет, - бубукаю себе под нос, закинув ноги на стол и открыв в компьютере электронного помощника. - «Алиса», привет! Как у тебя настроение?

- Привет, Женя! Настроение хорошее. А как твое настроение?

- Хорошо. Открой последнюю отложенную партию в шахматы.

- Ту, где ты выигрываешь? Или ту, где я выигрываю? Или ту, где у вас с Шахом пока ничья?

- Алиса, ту, где выигрываешь ты, - произношу четко и морщусь, потому что даже мысль о Якове для меня деструктивна.

Час мы упорно боремся. И я, как ребенок, радуюсь своей победе.

Во время игры мне удается восстановить дзен, причесать мысли и принять единственно правильное для меня решение.

С видом победителя снова надеваю туфли. Осматриваю себя в зеркало.

Выхожу из кабинета и в отличном настроении иду к шефу, сказать ему твердое «нет».

В приемной помощник Шаха осаживает меня словами: «Яков Рубенович занят. Просил его не беспокоить».

Хоть Вероника и произносит фразу извиняющимся тоном, но меня она все равно дергает.

Нет, Яков и до этого часто бывал занят. Но…

Ни разу лично мне его помощник не говорила, что нельзя зайти в его кабинет.

Постояв несколько секунд, с ощущением внутреннего замешательства, разворачиваюсь и без слов выхожу из приемной.

Вернувшись в свой кабинет, снова в каком-то странном для себя состоянии сажусь за компьютер.

Открываю документы, которые мне нужны для подготовки к судебному заседанию.

Смотрю на них, но сама снова думаю о Шахе. Вернее, о том, почему он так странно начал себя вести.

Понимаю, что Яков меня игнорирует не просто так, а по какой-то причине. Но…

Именно ее я и не могу понять.

«Ведь, в конце-концов, это же не он меня застал в ресторане с двадцатилетним парнем, которого бы я нежно-похотливо гладила по руке и еще бы купалась в его восхищенном взгляде», - думаю, стараясь сдержать рождение внутреннего раздражения.

Ход моих деструктивных мыслей нарушает звонок внутреннего телефона.

Красная кнопка номер «один» - приемная.

Смотрю на нее с желанием сказать: «Евгения Юрьевна Томская занята. Просила ее не беспокоить!» Но…Увы и ах!

- Да, Вероника, - говорю, принимая звонок с большой задержкой.

- Евгения, бегите быстрее. Яков Рубенович уже дважды спрашивал. Он, вроде, собирается уходить, - тоном заговорщика шепчет Ника и тут же включает громкость своего голоса. - Евгения Юрьевна, Вас руководитель вызывает. Не задерживайтесь!

Только собираюсь поблагодарить Нику, как раздаются гудки.

Беру ежедневник и быстрым шагом иду к Шаху.

В приемной вопросительно смотрю на Веронику. Стремительным кивков головы в направлении двери шефа помощник велит мне ускорится.

Захожу в кабинет. Молча иду к столу и занимаю свое место.

Яков тоже смотрит на меня выжидательно.

Так проходит несколько минут.

- Женя, если тебе мне нечего сказать и ты пришла помолчать, то можешь идти, - цедит по слову Шах, снова поглаживая шахматную фигурку из слоновой кости.

Сейчас в его руке белая пешка. Яков ее то нежно поглаживает, то насколько раз передвигает по столу вперед и назад.

- Помнишь, я тебе как-то рассказывал про пешечные эндшпили. Сесил Пурди называл их гольфом. Так вот шахматист, не владеющий основами пешечного эндшпиля, не сможет добиться результата, - начав пояснять, Яков замолкает и внимательно смотрит на меня.

За время вступления Шаха я успеваю нарисовать шахматную доску и несколько фигур на ней. Одна из них пешка.

Услышав паузу в его словах, тоже останавливаюсь. Поднимаю на Якова глаза.

Наши взгляды, мой голубой и его шоколадный, сталкиваются, но не смешиваются.

Тут же вспоминаю про явление, которое имеет