Предавший однажды - Анна Шнайдер

могла просочиться в мои мысли, — это Оля Лиззи. Есть такая блогерша и автор по совместительству, её истории у подростков очень популярны. Мы сотрудничество с ней всё совещание с Верховым обсуждали, он мне мозг затрахал этой Олей! Она столько денег хочет, будто минимум Джоан Роулинг. Как-то надо её уговаривать на снижение гонорара, либо оптимизировать остальные расходы. Вот и думали как. Ну если ты мне не веришь, спроси у Верхова, что ли! Я же весь вечер с ним сидел вместе с руководителями редакций, у меня куча свидетелей! И среди них нет ни одной Оли, Надя!

Я чувствовала растерянность.

Потому что, по правде говоря, ночью я уже вынесла Косте вердикт, и он был однозначным: виновен.

А теперь что же получается? Нет никакой Оли-любовницы, а то, что бормотал муж, — не более чем последствия давления Верхова? Он человек специфический, повлиять может на кого угодно.

— Ладно, — вздохнула я, не зная, как реагировать. — Извини.

— Ты тоже меня извини, — неожиданно мягким тоном произнёс Костя, взял меня за руку и мягко привлёк к себе, приобняв. — Я вспылил. Зря сказал, что ты мне будешь до смерти что-то там припоминать. Ты ни разу ничего подобного не говорила, а сейчас и вправду… повод есть. И если бы на твоём месте был я, отреагировал бы даже резче.

— Да вот хорошо бы ты побывал на моём месте, — пробормотала я, всё-таки погладив мужа по волосам. Они у него тёмно-русые и густые, никакого намёка на лысину нет. — Надо тебе такой же экстрим устроить.

— Не надо. Я не такой добрый и благородный, как ты. Я и убить могу, — хмыкнул Костя, целуя меня куда-то в живот. — Ну, раз мы разобрались, я пойду. Меня за опоздание никто ругать не станет, но всё-таки лучше не развивать эту порочную практику. Достаточно Верхова, который на работу приходит к концу рабочего дня.

— Да, — кивнула я, отчего-то совсем не ощущая облегчения. — Конечно. Иди.

6

Надежда

В отличие от Кости, которому, как целому директору департамента художественной литературы, было несолидно передвигаться до работы при помощи общественного транспорта, я ездила на метро. Всего-то полчаса — и я на месте. И никакого напряга, что встряну в пробку по дороге, да и быть предельно внимательной не нужно — за почти двадцать лет работы в одной организации путь туда и обратно проходит на автопилоте.

Обычно я использовала эти полчаса, чтобы почитать интересную книгу или посмотреть какой-нибудь сериал. Но сегодня я не читала и не смотрела, а анализировала собственные чувства.

Я должна быть рада объяснению Кости. Он был достаточно убедителен, да и проверить его показания я могла, просто написав или позвонив Верхову. Он врать не станет, и если вчера не было совещания или на нём не обсуждалась небезызвестная Оля Лиззи, тут же мне об этом сообщит. Собственно, в прошлый раз так и было.

Да, я должна быть рада — но почему-то никакой радости я не чувствовала. Мне по-прежнему было неприятно, и что-то свербело внутри, как будто в сердце проделали дырку и теперь в груди сквозняк.

Глядя на своё отражение в дверях вагона, сразу под надписью «Не прислоняться», я поняла, в чём дело.

Я почему-то не верила Косте. Несмотря на всю его убедительность.

Не верила — и всё.

Прохладный мартовский воздух, в котором уже начинало пахнуть будущим теплом и весной, немного освежил меня и заставил приободриться. В конце концов, даже если Костя на самом деле вновь нырнул в интимные приключения, я справлюсь. У меня есть работа, друзья, дети, увлечения. Я цельный человек и не стану погружаться в самобичевание, что бы там ни было. Не буду повторять ошибок прошлого — два года назад мне казалось, что мир рухнул.

Однако мир по-прежнему здесь. Вот он, стоит как ни в чём не бывало. Весна сменяет зиму, за весной придёт лето, мы с детьми поедем на море, будем покупать ракушки — Оксана их коллекционирует — и пить молочные коктейли до тех пор, пока не заболит горло. А потом наступит осень, ребята вновь отправятся учиться, листья пожелтеют… И однажды утром я проснусь и увижу, что опять выпал снег, а стёкла разукрашены инеем.

Порой в этом равнодушном круговороте времён года чудится какая-то жестокость, но на самом деле он же является и утешением. Что бы там ни было, время будет продолжать идти, дети — расти, ночи сменять дни, а солнце вставать именно на востоке, а не на западе.

И эта неизменность два года назад помогла мне понять, что я смогу прорваться сквозь собственную боль и начать жить дальше без неё.

Остались лишь воспоминания.

7

Надежда

Я познакомилась с Костей, когда пришла работать в «Ямб» — так называется моё прошлое, а у Кости и нынешнее место работы, — огромный издательский холдинг. Я тогда ещё училась в институте на последних курсах, и моя первая должность называлась «младший редактор», иначе — «секретарь редакции». Такой маленький и почти бесправный человек, который совсем ничего не решает и не выпускает, а только заполняет бумажки.

Чем хорошо любое издательство, несмотря на небольшие зарплаты, так это карьерным ростом. И если ты соображаешь и вообще молодец, тебя не оставят заполнять бумажки, а будут двигать дальше. Вот и я через год из младшего редактора превратилась в просто редактора, а ещё через пару лет стала ведущим, то есть могла не только брать то, что мне даст руководитель, но и вести собственные проекты. Естественно, с небольшой оговоркой — если мне удастся их защитить. И защищать эти проекты нужно было у Верхова Леонида Сергеевича — заместителя генерального директора по редакционно-издательской деятельности.

Я его поначалу побаивалась. Большого роста, с всклокоченными полуседыми волосами — в редакциях шутили, что он посидел из-за наших косяков, — громкоголосый, он почему-то всегда являлся на работу после четырёх часов дня, когда я уже начинала клевать носом и ждать свободы, и напоминал мне тайфун в образе человека. Верхов не гнушался материться — правда, не при женщинах — и орал на подчинённых, уже не глядя ни на пол, ни на возраст.

Так уж получилось, что мой стол находился недалеко от его приёмной, и он, проходя мимо меня в первый раз — а мне тогда едва исполнилось девятнадцать, —