Хризолит и Бирюза - Мария Озера

Каждое его слово, как я это видела, сочится ядом. Там, где другие говорят напрямую, он вкладывает двусмысленность, где можно улыбнуться — он усмехается. А глаза… глаза, разумеется, зелёные — с тем самым оттенком, каким описываются ведьмы и оборотни в детских страшилках.

И, конечно же, он всегда где-то рядом с мэром. Сидит за спиной, наблюдает, молчит, копит. Не от преданности, а от расчёта. Он не защищает власть — он готовится занять её.

Шум улицы под окнами стал для меня настойчивой, грубой колыбельной — не убаюкивающей, а словно вколачивающей в полудрёму, как гвоздь в сырую доску. Я провалилась в лёгкий сон — не отдых, а временное забвение, в которое меня утянули навязчивые мысли.

Сны не пришли. Напряжение держало меня даже там, в полусознании, как туго натянутую струну. Я слышала всё: каждый звук, каждый вздох улицы. Визг детей, возившихся с мячом прямо под окном, отдавался во мне, как царапина по стеклу. Раздражённый голос продавца арбузов выделялся особенно — кто-то, видимо, сдуру постучал по ягоде так сильно, что та с глухим хрустом треснула, потеряв свою товарность. Продавец орал, требуя компенсацию или хотя бы уважения к его труду, но толпа уже гоготала, разлетаясь в стороны.

Свист подростков, хором среагировавших на проходящую мимо девушку, тоже вошёл в сон, как вспышка. Я не видела её, но будто бы представила: тонкая талия, юбка, сдвинутая набок, спина, прямая от чувства собственной власти.

Невероятно, как ярко всё это жило в моей голове, когда я должна была тонуть в темноте. Мир снаружи не отпускал. Он дышал, кричал, смеялся и бился о моё окно, как будто боялся, что я исчезну.

Тут в моё окно влетел камень. Он с глухим, неприятным звуком ударился о стену и грохнулся на пол, прокатившись по деревянным доскам. Я резко вскочила, как от выстрела, и в тот же момент сверху донёсся привычный, раздражённый стук тростью по трубе — старуха Дюплентан, конечно, уже на страже порядка. Судя по гневному бормотанию, она была готова снести потолок, чтобы выгнать меня вон ещё до наступления ночи.

Глаза распахнулись мгновенно, будто я и не спала вовсе. Я подорвалась с места и подошла к камню. На верёвке была привязана записка — короткое слово, выведенное быстрым, узнаваемым почерком Кристы: «Выходи».

О, я прекрасно понимаю нежелание Кристы заходить сюда.

Он успокоил меня и одновременно всколыхнул всё внутри. Сердце забилось чаще, в голове закрутились мысли: нужно ли собирать вещи? Сколько я там пробуду? Вернусь ли вообще? И если да, то в каком состоянии? Что, если меня подстерегут, как крысу, в переулке и…

Я бросила быстрый взгляд на своё отражение в отколотом зеркале, лежащем на полу: растрёпанные волосы, покрасневшие глаза, след простыни на щеке. Подумала — плевать. Впервые в жизни позволила себе выглядеть так, как есть.

Я распахнула дверь и выскочила в коридор. Промелькнула мимо старухи Дюплентан, та даже рта не успела открыть, как я захлопнула входную дверь, будто отрезала всё позади себя.

— Быстрей, быстрей! — махала мне руками Криста, подпрыгивая на месте, словно не могла стоять спокойно. — Я могу подвезти тебя до твоей новой квартиры, водитель Жизель забирает меня — она поручила мне подготовить зал к торжеству.

Мы почти бегом пересекли квартал трущоб — родные грязные улочки, пропахшие жиром и гарью, мелькали за спиной. За каждым окном — крик, кашель, музыка, скрип кроватей и чужих жизней.

И вот — рывок. Мы выскочили на главную площадь. Здесь было по-другому. Шире, светлее, громче. Посреди — величественная статуя Барона, его каменный взгляд был устремлён куда-то в сторону моря, в небо, в будущее, которого ждали многие, но верили — немногие.

Вокруг толпились музыканты, художники, жонглёры — всё как всегда. Люди приходили сюда, чтобы хоть на мгновение забыть, что живут в Нижнем городе. Здесь воздух был чуть чище, звук — чуть добрее. Вид на море открывался такой, что даже у самых ожесточённых замирало внутри. Здесь хотелось создавать. Здесь хотелось жить.

Возле ратуши, у фонтана, нас ждала машина. Абсолютно чистая. Новая. Словно только что выкатилась с заводского конвейера и чудом оказалась здесь — в самом сердце запылённого, бедного Нижнего города. Она не просто выделялась — она выпячивалась, как белая кость среди чёрной земли.

Мне сразу стало не по себе. Я машинально оглянулась, настороженно всматриваясь в прохожих. В надежде, что никто не узнает меня. Что никто не поймёт, куда я сажусь. Что это не для меня. Что всё это просто мимо.

Но ни старики на лавках, ни уличные торговцы, ни вечно спешащие работяги не обратили внимания — только две девочки лет тринадцати. Они стояли чуть в стороне и с восхищением провожали взглядом Кристу. У неё было всё, что нужно, чтобы заворожить: высокая, пышная, уверенная. Её облегающее зелёное платье переливалось при движении, а каблуки гулко стучали по камню, будто отбивали ритм её триумфа.

Я поймала взгляд одной из девочек и замерла — в ней я узнала себя. Ту, старую, маленькую Офелию, что когда-то так же смотрела вслед Жизель, уезжающей в кабриолете, в другой, недосягаемый мир. Смотрела и мечтала, и злилась, и завидовала — всему сразу.

Я прикрыла глаза на секунду и, не оглядываясь больше, нырнула в салон машины. Тёплая кожа сидений пружинила подо мной. Внутри пахло дорогим табаком, кожей и чем-то таким, что не поддаётся точному описанию, но сразу кричит: богатство.

Дверь захлопнулась с глухим, решительным щелчком, уведомляя меня о том, что назад пути больше не было.

Глава II

Стоило мне лишь перешагнуть порог апартаментов, как в нос ударил плотный, свежий запах лаковых поверхностей, новых обоев и чуть уловимый аромат розового дерева и сухого табака — будто хозяин недавно покинул комнату, оставив за собой дыхание респектабельности. Всё здесь дышало недавним ремонтом, богатством, изысканностью. Цветовая палитра — светлая, с благородными серо-голубыми акцентами — умиротворяла глаз, как ясное небо над Мараисом.

Комнаты были обставлены с поразительной тщательностью: без излишеств, но в каждой детали чувствовалась рука искусного декоратора и неограниченные средства. Стены затянуты шелковыми обоями с тонким серебряным тиснением, словно иней по утреннему стеклу. Полы — паркетные, с мозаичным рисунком, частично прикрыты мягкими коврами, ворс которых пружинил под ногами.

Мебель изготовлена из тёмного ореха и красного дерева, с инкрустацией из золочёной