Шипы в сердце. Том второй - Айя Субботина

Церемония начинается. Ведущий, известный шоумен, сыплет плоскими шутками. Я пью свою минералку и со скукой наблюдаю за происходящим. Мои мысли далеко отсюда. Они там, где цифры, графики, контракты. Где реальная жизнь, а не этот картонный мир.

Мою номинацию объявляют почти в самом конце. «Сделка года». Зал взрывается аплодисментами. Я поднимаюсь на сцену. Беру в руки тяжелую, холодную статуэтку. Подхожу к микрофону.

— Спасибо, — говорю я. Мой голос звучит ровно, с намеком на улыбку. — Спасибо за эту награду. Это не только моя заслуга, но и заслуга всей моей команды. Людей, которые не боятся рисковать и идти вперед. Людей, которые верят в то, что невозможное — возможно.

Коротко. Сухо. Без эмоций. Как и положено. Я не актер, чтобы разыгрывать здесь драму.

Спускаюсь в зал. Лиза встречает меня улыбкой. Настоящей, не светской.

— Поздравляю. Вы это заслужили. И вы отлично смотритесь на сцене, Вадим.

— Спасибо.

Мы сидим до конца. Болтаем о чем-то несущественном. О погоде, о пробках, о новом фильме, который никто из нас не смотрел. Я чувствую, что она напряжена. Ее улыбка стала натянутой, а пальцы нервно теребят край салфетки. Этот блеск и шум — явно не ее стихия.

— Хотите уйти? — спрашиваю я, когда ведущий объявляет финальный музыкальный номер.

Она с облегчением кивает.

— Если вы не против. Я немного… устала от этого шума.

Мы выходим из зала, не прощаясь. Нас никто не остановит, потому что мы не из тех, кто обязан соблюдать приличия до конца.

В машине Лиза молчит. Смотрит в окно, на ночной город. Я тоже молчу. Жду.

— Простите, — говорит она наконец, не поворачиваясь. Ее плечи поднимаются — и опускаются с легкой нервозностью. — Я, наверное, испортила вам вечер.

— Вовсе нет. Я и сам собирался уехать.

— Просто… — Вздыхает. — Вы на публике и в жизни… немного разный человек.

— И какой же я в жизни? — усмехаюсь, даже слегка заинтересованный.

Сафина поворачивается. Смотрит на меня прямо, без страха.

— Более… жесткий. Вы производите впечатление очень сильного и непробиваемого человека. Но рядом с вами… неуютно. Как будто рядом с айсбергом. От вас веет холодом, Вадим. Простите за откровенность.

Я смотрю на нее. В ее серых глазах — ни капли осуждения. Только честность.

Прямая, обезоруживающая. Она не пытается мне льстить. Не пытается играть.

Она просто говорит то, что чувствует.

Мне это импонирует. В моем мире это редкость.

— Возможно, вы правы, — говорю я. — Я не самый уютный человек.

— Я не хотела вас обидеть.

— Вы и не обидели. Я ценю честность. Это качество встречается реже, чем бриллианты.

В последнее время — особенно.

Мы подъезжаем к ее дому. Я выхожу, открываю ей дверь, помогаю выйти.

— Спасибо за вечер, Вадим, — благодарю она, стоя на ступеньках. — Это и правда был очень интересный опыт.

— Вам спасибо, Лиза. За компанию и за откровенность.

Я собираюсь уходить. Развернуться, сесть в машину и уехать. Забыть про этот вечер, про эту женщину, про ее честные глаза. Закрыть этот проект. Поставить галочку.

Но она заставляет меня задержаться, неожиданно позвав по имени. Неожиданно — потому что ее голос сейчас звучит чуть теплее, как будто Сафина, получив отмашку о конце официальной части нашего взаимодействия, разрешила себе снять заранее отрепетированный образ.

— Вадим…

Я оборачиваюсь.

Она стоит на ступеньках, хрупкая, элегантная, для кого-то, видимо, идеальная женщина.

В ее взгляде — нерешительность и смущение. Эти эмоции идут ей больше, чем выхолощенная вежливость.

— Может быть мы могли бы как-нибудь выпить кофе? В более… непринужденной обстановке?

Глава третья: Барби

Воздух в конференц-зале отеля «The Thief» можно резать ножом. Он густой, наэлектризованный, пропитанный запахом дорогих парфюмов, нервного пота и больших денег. Я стою за спиной Лори, чуть сбоку, и чувствую себя ее тенью, ее вторым мозгом и невидимой броней.

Моя поза — идеальна. Спина прямая, как струна, руки сложены за спиной, на лице — маска вежливой, но непроницаемой сосредоточенности. Никто из этих напыщенных индюков из швейцарского инвестиционного фонда «Helvetia Capital» никогда не догадается, что внутри меня — выжженная пустыня.

Сегодня мы закрываем сделку. Последний, самый сложный раунд переговоров. На кону — эксклюзивные права на использование нашей AI-платформы для анализа ESG-рисков на европейском рынке. Это не просто контракт. Это заявление. Это выход «Aura Financial» на совершенно новый уровень.

— Госпожа Шутова, — тянет глава их делегации, седовласый, похожий на хищную птицу герр Мюллер, — мы все еще настаиваем на пункте о независимом аудите алгоритмов. Наши инвесторы должны быть уверены в прозрачности…

Я делаю едва заметный шаг вперед, наклоняюсь к уху Лори.

— Он блефует, — шепчу я, мой голос тонет в гуле кондиционеров. — Вчера в одиннадцать вечера их главный конкурент, «Nordic Trust», анонсировал запуск аналогичной платформы. Они отстают от нас на полгода, но если «Helvetia» сейчас не подпишет с нами, они потеряют долю рынка. Он тянет время, пытается выбить лучшие условия.

Лори едва заметно кивает, ее зеленые глаза холодеют. Она поворачивается к Мюллеру, и на ее губах появляется легкая, почти снисходительная улыбка.

— Герр Мюллер, — ее голос звучит спокойно, но в нем — сталь. — Давайте не будем тратить время друг друга на эти милые танцы. Мы оба знаем, что «прозрачность» — это лишь красивое слово, за которым скрывается желание получить доступ к нашей интеллектуальной собственности. И мы оба знаем про анонс «Nordic Trust».

Я вижу, как на лице Мюллера на мгновение проступает растерянность. Он явно надеялся что эта новость еще какое-то время побудет в тени, пока он развернет свои игрища. Такой удар в спину, ай-ай-ай.

— Так что у вас есть два варианта, — продолжает Лори, откидываясь на спинку кресла. — Либо мы подписываем контракт на наших условиях, прямо сейчас. Либо я встаю, ухожу, и через час мой ассистент связывается с вашими конкурентами. Уверена, они будут более сговорчивыми.

Я мысленно аплодирую. Лори — богиня переговоров. Она умеет быть гибкой, когда это нужно, и жесткой, как лезвие гильотины, когда чувствует слабость противника.

За четыре месяца рядом с ней я научилась огромному количеству вещей. Но самое главное — держать лицо. Правильно, а не как скромница, которую дергает за косички самый красивый хулиган школы.

Мюллер молчит. Его пальцы нервно барабанят по столу. Я вижу, как он смотрит на своих помощников, ища поддержки, но их лица — многозначительно кислые.

— Мы… согласны, — наконец, выдавливает он.

Победа.

Я чувствую, как напряжение, державшее меня в тисках последние