Запретный плод сладок - Кэтрин Спэнсер

В выходные дни Оливия пряталась от всех. Отключив телефон, она с головой окунулась в работу: покрасила туалетную комнату в дальней части холла, навела порядок в цветнике, окаймляющем патио, и в своем гардеробе.

В понедельник, благословляя про себя современное чудо — компьютер, Оливия выполнила накопившуюся работу. Однако во вторник она принялась ломать голову, чтобы найти благовидную причину и не идти на планерку в «Спрингдейл Дженерал».

«Ты взрослая женщина, Оливия! — уговаривала она себя. — Что особенного произошло, из-за чего нельзя показаться в свете? В конце концов, ты свободная дама».

Но спустя некоторое время ей пришлось все-таки проглотить горькую пилюлю чужого любопытства.

— Слышала, твой муж вернулся в город? — приветствовала ее Ингрид из кулинарии, когда Оливия заглянула к ней по пути в госпиталь. — А твой отец, говорят, в бешенстве от этого.

Ингрид являлась постоянным источником информации — в маленькой кулинарии было много постоянных посетителей в лице местных матрон, которые живо интересовались всеми новостями, по большей части касающимися личной жизни персон им известных.

Ну а такая новость, как возвращение доктора Медисона, была исключительно волнующей. Оливия была не единственной, кто находил его неотразимо сексуальным и в высшей степени умным.

— Мне, пожалуйста, банку маслин и маленькую упаковку фасолевого салата, — холодно сказала она, надеясь пресечь разговор на корню. — И, к слову, он мой бывший муж.

Однако Ингрид не отличалась тактичностью.

— Думаешь, люди ничего не заметили, голубушка? Сейчас у нас в городе масса интересных мероприятий. Миссис Боулс устраивает прием одна из первых, и доктор Медисон — в числе приглашенных. Понимаешь почему? — Ингрид, поудобнее устроилась за прилавком. — Ее дочь Джоанна сделала красивые зубы, сбросила лишний вес и выглядит потрясающе. Миссис Боулс намерена выдать ее замуж за богатого; во всяком случае, машина твоего бывшего им импонирует.

— Что ж, желаю им удачи, хотя бы потому, что ничего не знаю, о его богатстве.

— Не думаю, что тебя интересует материальная сторона, — хитро прищурившись, сказала Ингрид. — Все-таки жалеешь о разводе?

— Конечно же, нет!

— Ну что же, пусть будет так. Но он слишком крупная рыба, и его трудно удержать в руках, — уколола ее Ингрид.

— Всего доброго! — сказала Оливия, стремительно направляясь к выходу — у нее не было больше сил отбиваться от глупых умозаключений Ингрид.

Но вместо того, чтобы пойти в больницу, она решила сделать крюк через парк и по дороге нашла скамейку в тихом уголке с видом на речку. Ей нужно было некоторое время, чтобы прийти в себя, прежде чем отважиться встретиться с кем-нибудь еще.

Почему же последние слова Ингрид, так сильно задели ее? Почему ей неприятна мысль, что какая-нибудь интересная женщина может стать для Гранта Медисона тем, чем была она, Оливия? Значит ли эта охота на Гранта местных мамаш, что она не будет никуда приглашена?

Она знала ответ: нет. У нее есть Генри. Но… хочет ли она его, она, женщина во цвете лет? Пора, пора ей быть замужем, иметь детей и спать каждую ночь рядом с отцом ее детей… Да, у нее есть Генри, который влюблен в нее. Но выйти за него замуж, заняться с ним любовью, иметь от него детей?.. Нет, к счастью, он джентльмен, а джентльмены силой женщину не берут. В отличие от Гранта…

И как некстати проносятся перед ее взором воспоминания того давнего лета! Ей было почти двадцать, когда они с Грантом встретились, и сказать, что она влюбилась в интересного молодого врача, — значит, ничего не сказать: она как в омут бросилась в эту любовь.

На третье свидание Грант взял напрокат лодку, и они провели вторую половину дня, плывя вниз по течению. На ней было белое платьице и под ним хлопковые трусики; на нем — джинсовые шорты и голубая рубашка поло. Она расправила юбку и, подложив под голову руку откинулась на борт лодки, а другую руку опустила вниз, пропуская через пальцы воду; она ни на секунду не сводила с него полуприкрытых глаз, любуясь игрой мускулов под лоснящейся загорелой кожей его рук и ног и хорошо понимая, что он тоже наблюдает за ней.

Далеко за пределами города он направил лодку в тихую заводь, привязал ее и повел Оливию по берегу к огромной старой плакучей иве. Девушка заметила нетерпеливую страсть в его глазах и поняла, что поцелуями дело не кончится и сопротивляться она не будет…

Даже по прошествии стольких лет она краснела от того, с какой готовностью отдалась ему. Мгновенно была задрана юбка, обнажена грудь и спущены трусики! Как бесстыдно она позволяла ему доставлять ей удовольствие, какие непристойные стоны вырывались из ее груди, когда он скользил языком по изгибу ее плеч и истязал не спеша, втягивая губами в рот по очереди ее обнаженные соски! И как доверчиво открылась ему ее зовущая плоть, а его, такая твердая, горячая, большая, вошла в нее…

Она помнит, как долго лежала, ожидая от него тех единственных слов, которые женщина хочет слышать в этот момент…

Но молчание затянулось и заставило заволноваться: неужели она разочаровала его? Когда же она наконец, набралась храбрости и взглянула на него, то увидела на его лице ленивую улыбку.

— Ну, как? — вполголоса пробормотал он.

— Что — как? — почти закричала она. — Что будет дальше?

А дальше Грант небрежно влез в свои шорты и, бросив взгляд на часы, потянул Оливию за ногу.

— Нам пора возвращаться назад, — сказал он и нежно поцеловал ее. — Меня ждут в больнице.

Ее платье было в пятнах от травы, и она заплакала, когда обнаружила их.

— Все узнают, чем мы занимались, — причитала она.

— Как? — удивился Грант. — Я не собираюсь разносить весть по всему городу. — Он перегнулся через весла и снова ухмыльнулся. — Твой внешний вид, ничуть не отличается от моего, дорогая.

Она была раздавлена его безучастностью к тому таинственному превращению, которое произошло с ней. Значит, он к ней равнодушен и ему нужно только это!

Ее отец тотчас же почувствовал в ней перемену и, когда Грант не позвонил на следующий день, как обещал, критически заметил:

— Вот что ты получила за то, что уступила такому мужчине, как Грант Медисон. Он использует тебя, Оливия, и ты будешь жить, проклиная тот день, когда встретилась с ним.

Отец был прав, думала она. А чего стоит воспоминание о том, как она в феврале сказала ему, что беременна, после свадьбы, состоявшейся в сентябре.

— Вот некстати! — вздохнул он, опускаясь на край их кровати и обхватывая голову руками. — Как, черт возьми, это произошло?