Коктейль для Барби - Штеффи фон Вольф

На следующий день я лечу в редакцию и первым делом пытаюсь раздобыть телефон справочной на Гавайях, дабы узнать что-нибудь о моих родственниках. Набираю номер, и начинаются томительные минуты ожидания. Пение женщины. Потом мужчины. Что конкретно поется, разобрать нельзя, потому что оркестр подыгрывает так громко и фальшиво, что я начинаю сходить с ума. Не прошло и года, как я услышала писклявый голосок:

— Hello, may I help you?[1]

Елки, как по-английски сказать справочная? Я, запинаясь на каждом слове, говорю:

— Ah, yes, my name is Carolin Schatz in Germany. Is that… is that… are you… I would like to talk with the… with the— the company, who knows, where my family is… ah…[2]

О боже, как глупо!

Голос в трубке:

— Простите, что вы сказали?

Где же Зладко, изучавший англистику? Он сидит себе в фойе и попивает кофе. Черт, мой кабинет совсем в другой части здания. Я барабаню по стеклу, размахиваю руками, но на меня никто не обращает внимания. Этого просто не может быть! Никто бы и бровью не повел, закапай у меня из глаз кровь или пронесись я через всю редакцию в образе горящего пламени. Я снова хватаю трубку.

— Miss, miss, — говорю я, — excuse me, I would like to talk with a person who work on the In-Live- Tell-Company.[3]

Теперь-то она должна сообразить. Я ведь перевела название слово за слово.

— One moment![4]

Свершилось! Она поняла. Снова томительные минуты ожидания. На этот раз хор молодых людей поет по-немецки: «Es gibt kein Bier auf Hawaii, es gibt kein Bier…»[5]Я ведь звоню не в совет по туризму, зачем эта реклама? О ужас, за разговорами уже набежало восемнадцать евро сорок центов. Наконец кто-то говорит:

— May I help you?[6]

Я по новой произношу бессвязные «да», «нет», «жители», «семья», и в итоге на другом конце провода опять затишье. Кто-то снова слушает меня в течение получаса и потом очень приветливо замечает:

— Вы можете говорить мне это на немецкий язык.

Если бы голос в трубке сказал мне об этом раньше, наша радиостанция по моей милости не лишилась бы четырехсот евро, а голос в трубке лишился бы удовольствия столь долго слушать мой ломаный английский. Я возмущена, а голос в трубке (я не могу определить, кто это: мужчина или женщина) очень дружелюбно говорит, что да, я обратилась как раз по адресу, что это справочная (а я кое-что смыслю в буквальном переводе) и что мне прямо сейчас скажут, есть ли в базе данных семья по фамилии Кауариада. Фамилию я узнала от одной дальней родственницы, на которую вышла довольно быстро. С мамой я не хотела связываться, а то бы на меня посыпались вопросы: «Ты ведь звонишь не просто так? Что ты задумала? Зачем тебе это?» и так далее. В трубке между тем какое-то потрескивание, диспетчер непонятного пола перебирает какие-то бумаги, заносит в компьютер какие-то данные и потом говорит:

— Нашли. Ваши родственник живут не совсем в Мауи, а в маленькое местечко на побережи. Я даю телефону.

Дрожащей рукой я записываю номер. Теперь я знаю, как найти своих родственников. Потом я несколько раз благодарю диспетчера непонятного пола и звоню на Гавайи. Бесконечные длинные гудки, но вот какой-то ребенок снимает трубку. Конечно, он говорит только по-английски. Так мы далеко не уедем. Я кричу: «Wait a moment»[7]— и зову Зладко. Уже через четверть часа я знаю, что семья с острова Мауи, с которой у меня имеются некоторые родственные связи, состоит примерно из пятидесяти человек. Они живут в нехитрых строениях, сооруженных на кронах деревьев. Питаются ягодами и жуками, но съесть пиццу или хот-дог они тоже могут с превеликим удовольствием. Само собой разумеется, что в их хижинах есть подключение к Интернету. Кто-то из родственников даже помнит, что Нуаве, так звали моего прадеда, в незапамятные времена ездил в Германию. На каком-то банановом теплоходе. Гавайцы просят Зладко прибавить звук на телефоне, что он и делает, и они кричат во все горло:

— Добро пожаловать на Гавайи, наша новая сестричка, туби-дуби-ду!

Возгласы такие громкие, что на шум сбегается весь отдел и с недоумением смотрит на нас. Зладко и мальчик договариваются, что я позвоню еще раз и поговорю о приезде с кем-нибудь из старших. В любом случае неплохо для первого раза.

В скором времени звонит Мариус и говорит, что он сегодня задержится. Я сразу начинаю ревновать, но делаю вид, что меня это не очень расстроило, и даже не спрашиваю почему. От этой ревности все мои беды. Хоть у меня нет ни малейшего повода, я всегда думаю, что он может меня обмануть. Идиотизм какой-то.

Я больше не допускаю прошлых ошибок и ни за кем не шпионю. А раньше шпионила. Мой бывший утверждал, что по вечерам он любит выпить с другом пива. А я была уверена, что он встречается с Надей. Надя была из тех женщин, за которыми обычно бегают мужчины. Не то чтобы она отличалась особой привлекательностью, но что-то в ней было. Во мне тоже что-то такое есть, а именно — известная доля идиотизма, потому что я заглядывала в окна всех пивных баров, попросив машину у подруги Алекс, с которой мой бывший не был знаком. Разумеется, я была в маске, чтобы оставаться инкогнито. Но как-то раз маска съехала в самый неподходящий момент, когда я подбегала к окнам «Беренгофа». Так я не заметила, что на дороге появился мотоциклист, который сбил меня с ног. Алекс стала громко звать на помощь. Все посетители выбежали из «Беренгофа» посмотреть, что случилось. Я лежала на дороге вместе с мотоциклистом. По нелепой случайности мой Штефан как раз был в «Беренгофе» с другом.

Я, кажется, тогда утверждала, что мы репетировали сцену из любительского спектакля, потому что нужны были комедийные актеры. Штефан мне, конечно, не поверил.