Сумочка - Валери Макгэрри

Опять слезы. Вспоминаются его лицо, улыбка. Он лгал мне, а я ищу ему оправдания. Я считала своего мужа уникальным, а он опустился до уровня остальных. Обыкновенный представитель вида. Ни больше, ни меньше. Самец.

Да, но существуют его голос, запах, похожий на запах листвы, большие руки, смех, его строптивый характер, все то, что делает Марка единственным в своем роде. Как горько. Голос, запах листвы, большие руки, смех, строптивый характер – оказалось, что все это он делит с другой.

Брошу. Не могу простить ему того, что он посеял… сомнение. Но прежде чем порвать двенадцатилетнюю связь – эту сначала маленькую паутинку, ставшую затем веревкой, лианой, и, как я воображала – сумасшедшая, наивная, самонадеянная, – баобабом, я должна сделаться бесчувственной. Научиться не любить его. Попробовать. Как только подумаю об этом, становится больно. Хороший знак. Нужно научиться страдать понемногу, с каждым разом все больше отвыкая, каждой клеточкой привыкать к этому страданию, чтобы вовсе не почувствовать боли в момент финального разрыва. Но сейчас мне больно. Значит, я жива.

– Ты что, с ума сошла?

Величественная Майя в роли утешительницы. Я подождала несколько часов и пошла за ней, чтобы пригласить позавтракать со мной. Теперь не знаю, правильно ли я сделала. Не рано ли еще для того, чтобы изливать чувства другим.

– Скажу тебе одну вещь, девочка моя. Всю свою жизнь я обезболиваю прозаком кошек и собак, хозяева которых расходятся, так что в этой области мне кое– что известно!

Ветеринар, как всегда в своем стиле психолога для всех, она никогда не могла удержать мужчину дольше двух недель. Я не понимаю, чем она может мне помочь, хоть бы слово дала вставить…

– Если ты думаешь, что я зарабатываю лишь тем, что прописываю таблетки для Тиффани, Булгари, Бэбэ и всяких остальных Мирзочек… Мне еще приходится улучшать состояние тех, кто держит поводок. И тут уж, поверь мне, все очень серьезно. Иногда бывает такой креатив. Будет о чем книгу написать… Нет, если честно, цыпонька моя, твоя история с сумочкой – полный вздор!

Вокруг нас поутихли разговоры, и народ в ресторанчике навострил уши. Было почти заметно, как они выглядывают из– под причесок.

– Тсс! Майя, пожалуйста, тише. Мы привлекаем внимание.

– И что! Тут все – рогоносцы! Так в чем же дело?

Заметив мой остолбеневший вид – я сегодня потеряла чувство юмора, – она села рядом и обняла меня. В глазах моей рыжеволосой подруги мелькнула улыбка.

– Давай, моя козочка, успокойся. Ты все видишь в черном цвете. Вам с Марком хорошо вместе. Не будешь же ты все портить из– за какой– то несчастной сумки! Возьми– ка прозак. И ешь миндальное печенье. В нем много витаминов.

Отгрызая шоколадную сердцевину, я снова начинаю плакать. Это любимый десерт Марка. Я сказала себе «был», то есть я уже отодвинула его в область воспоминаний.

– Знаешь, Майя… я не кошка…

Она смотрит на меня вопросительно.

– Я про прозак… Ты не можешь лечить меня, как своих кошек и собак, потому что… они не плачут. В этом вся разница.

– Нет, они плачут. Кошки плачут без слез, просто чтобы не намочиться. Они ненавидят воду, кошки, это всем известно!

Я не открою галерею после обеда. Нужно все обдумать. Можно, конечно, продолжать причитать и способствовать расцвету индустрии бумажных платочков, но сегодня возвращается Марк, и неплохо бы определиться с линией поведения. Он пока не в курсе, так что не поймет моего состояния. И более того, он очень далек от понимания, что является тому причиной. Счастливый! Значит, никакого расстройства. Никаких сцен, слез – он ненавидит, когда я плачу. Впрочем, наплевать на его ненависть. Но я должна объяснить и потребовать от него объяснений. Я не готова. Нет. Пока только наблюдать, анализировать и, главное, начать смотреть на Марка как на чужого человека в будущем. Отвыкнуть. Осознать его недостатки, а не закрывать на них глаза. Например, некоторые интонации, которые делают его похожим на мою свекровь. Привычка трогать нос. Чтение в туалете. Пробка от пивной бутылки, которую он постоянно оставляет в открывалке, рядом с пустой бутылкой… Он меня раздражает. Постоянно переключает каналы. Врубает на полную катушку телевизор, едва проснувшись. А по выходным бесконечные арии из «Дон Жуана», его любимой оперы. Следовало бы заметить этот знак. Стареющий, трогательный, симпатичный мужчина, отчаянно пытающийся самоутвердиться в таланте обольщения. Часто повторяющийся и банальный до слез сюжет. Когда я представила Марка в этой роли, мне стало ужасно смешно. Злая улыбка. Это должно к чему– то привести. Он плохо кончит. Довольно, я уже начинаю его ненавидеть. Чуть– чуть. По принуждению. Постепенно все больше и больше.

– Привет, детка!

Я не слышала, как он вошел. Предательски застал меня врасплох. Похоже, это вошло у него в привычку. Бормочу неразборчивое приветствие, поглядывая на часы.

– Что с тобой? У тебя неважный вид. И глаза красные, как у кролика– альбиноса.

И не без основания. Он целует меня в голову.

– Скучала?

Улыбка. Не могу заставить себя не улыбаться, когда вижу его. Это сильнее меня.

– Да.

Ответила на одном дыхании. Не я решаю. Это решает во мне женщина, из тех, что дает типичные ответы на лицемерные вопросы.

– Ах да, купил тебе туалетную воду, а то на днях я заметил, что твой флакон почти пуст!

Черт возьми! Как не растаять от таких знаков внимания? Да, но… Наверное, он такие же оказывает и ей. Один мой знакомый, менеджер по продажам в «Дьюти Фри», однажды рассказывал, что есть две категории покупок, которые мужчины совершают в деловых поездках: часы «Картье» для любовницы… и духи для жены. Подбородок у меня начинает дрожать. Побыстрее закрыть его прядью волос.

– Клео! Не знаю, что произошло, но, видимо, у тебя был трудный день. Выпьем по стаканчику, тебе станет легче.

Выключил освещение. Хорошо, что кое– как удалось с собой справиться, пока горел свет. Хватаю пальто. Он помогает мне одеться.

– А потом отправимся в какое– нибудь тихое местечко, и ты расскажешь мне все свои печали.

Еще одна деталь, которая меня раздражает, – его отеческая заботливость. Вот он закрывает дверь, провожает меня до машины, снимает ресницу с моей щеки… Я иду автоматически, как сомнамбула. И лишь боль моя реальна, комок, поднимающийся от живота к горлу. Марк кладет руку мне на лоб.

– Ты вся горишь. Должно быть, заболела.

– Наверное, подцепила вирус. Лучше вернемся домой.

Дома я укладываюсь в постель со стаканчиком виски. Мы ужинаем супом из пакетика. Он не замечает моего угнетенного состояния. Считает меня больной.

Ничего не предпринимаю, чтобы это опровергнуть. После второй порции виски и ничтожной болтовни о погоде в Лондоне, передаче прав на книгу о новых скульптурах Клазена, которую он опубликовал, а также – более щекотливая тема – о том, где он вчера обедал: «В «Пон де ля Тур» с агентом Сержа, а что?» – иду спать.